Стоянка поезда всего минута

– Вполне! – смутилась Юля. – Мы любим друг друга, особенно не скандалим. Так, цапаемся по ерунде. Характер у мужа спокойный, хороший. В общем брак у нас честный, партнерский, как сейчас говорят. – Она улыбнулась. – Он славный, трудяга, умница… – Кажется, перебрала. Можно было посуше, без подробностей. И где ваш такт, уважаемая Юлия Дмитриевна?

– Я очень за тебя, Юлька, рада! – сказала Лелька и повторила: – Очень, честно!

– Спасибо, Лель. Я и не сомневаюсь!

– А где работаешь? Или дома сидишь?

– Что ты, конечно, работаю! Иначе не выжить. У меня, Лель, – она немного запнулась, – контора нотариальная. Своя, частная.

– Ух ты, – улыбнулась Лелька. – Какая же ты молодец! Горжусь тобой, Юлька! А мама? Мама в порядке?

Юля кивнула.

– Более-менее. По возрасту, Лель.

«Дура, дура! Опять у меня все в порядке. Прямо не судьба, а глазированный пряник. Надо было молчать. А как смолчишь, если человек задает вопросы? Соврать, что все плохо, чтобы Лелька утешилась? Это не про нее, не про Лельку. Да и врать как-то боязно. Нельзя бога гневить».

Лелька, словно раздумывая, говорить или нет, призналась.

– А знаешь, Ролик вернулся! Ну Ролик-Шмолик, ты его помнишь? Ну, не вернулся, а так, захаживает. – Лелька смутилась. – Не часто, но заезжает. Типа проведать сына. А сам отмокает, отъедается и отсыпается. – Она рассмеялась. – По-прежнему чистый придурок. Ничему жизнь не научила!

– А зачем пускаешь? – нахмурилась Юля и тут же испугалась, что Лелька обидится.

Но та не обиделась.

– А жалко! Совсем спился, бедняга. Такой доходяга, просто скелет! И вечно голодный. Мне тарелки супа не жалко. Жалко его, и все, – повторила она. – Все-таки человек. Да и потом… – Она снова смутилась. – Я ведь любила его когда-то. Правда, когда это было?

Обескураженная Юля молчала. А что тут сказать? Поддержать и сказать «молодец»? Нет, это не для нее. Критиковать? Глупо. Да и какое она имеет на это право, зная Лелькину жизнь?

А Лелька встрепенулась.

– Знаешь, Мне кажется, Ванька его узнает! Узнает и радуется ему, представляешь?

– Ну тогда все правильно, – ответила Юля. – Значит, ты все делаешь правильно! Умница, Лелька! А дедушка? Когда он ушел?

– Девять лет назад. И сам отмучился, и нас отпустил. Тяжко тогда нам было. Совсем тяжко. Два инвалида. И Надя моя тогда сама еле выжила. Знаешь, – задумчиво продолжила Лелька, – вот я часто думаю, а за что. За что мне все это? Нет, я понимаю, у всех проблемы, у всех свои драмы и даже трагедии! Но чтобы так? По всем фронтам и во все воронки? За что? Что я такого сделала, что натворила, чтобы меня так наказать? Ну да, дура, нескладеха, неряха. Учиться не захотела, на козла этого повелась. Все видела, все понимала, а повелась. Да и других, по правде говоря, не было – я все про себя понимала! Знала, чувствовала, что с таким мудаком у меня ничего не получится! Ну ладно, думала. Хотя бы рожу! Мне бы ребеночка, своего, собственного, будет для кого жить. Родила. Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку… Потом болезнь деда. Выгляну в окно – во дворе две коляски. Стар да мал, и оба ни черта не соображают. Как мы тогда с Надей выжили? Сами не понимаем. Накормить, выкупать, переодеть…

Потом болезнь мамы. Я ездила к ней, вырывалась, на час, на два – больше не получалось. А смотреть на это было немыслимо: два месяца назад была красивая, цветущая женщина. А тут лежит желтый, изможденный, неузнаваемый человек. Слава богу, сынок ее уже подрос, да и муж неплохой. Я ж понимала, что брата не потяну. А мама просила, умоляла его не оставлять. Вот, звоню иногда. К счастью, у него все в порядке. Вот так, Юлька. Вся моя жизнь. Вспоминаю – а были ли радости, счастье? Женское счастье, такое, чтобы задохнуться от него. Помню, как вы с Петькой смотрели друг на друга! Это незабываемо.

А мне и это не дали. А вроде и подлостей я не делала, не крала, зла не желала, не проклинала. Может, и нет во мне хорошего, но и плохого, кажется, тоже. Я никому не завидовала, Юлька! Никому и никогда! Радовалась за вас с Петькой, страдала, когда вы расстались. Хотя, если честно, мои беды меня засосали, было ни до кого.

Лелька закурила новую сигарету, Юля осторожно спросила:

– Лель, а ты знала, что я тогда к тебе приезжала? Ну когда ты была с Ванечкой в санатории? Надя тебе говорила? Я очень просила ее передать, чтобы ты позвонила. Хотя бы на пару слов, Лелька! Я так ждала.

– Знала, Юль. Только ни в каком санатории я не была. Я была дома и видела тебя из окна. Ванька спал, и я боялась, что он проснется и завопит. Тогда бы обман раскрылся.