Стоящий у двери

Значит, сегодня со Станиславом не поговорить о бункере, лучше это делать на трезвую голову. Против праздника Денис не возражал, даже интересно было посмотреть.

– Стас, а вы Новый год отмечаете?

– Конечно! С елками проблем нет. И Рождество. Еще Первомай и День Победы, если ты слышал про такой…

– Слышал. У нас его тоже помнят.

– День первого снега дети очень любят, обычно в последних числах сентября он выпадает.

А вот первый снег на станциях праздником не был. Можно и не заметить его, просто выйти однажды поздней осенью, а земля уже побелела. Но задерживаться здесь настолько долго, чтобы это увидеть, Денис не планировал.

– Еще седьмое ноября.

– А это что такое?

– День октябрьской социалистической революции. Двусмысленный такой праздник, но Бабке и мне нравится. Если в исторические детали не углубляться, можно много сказок хороших о нем рассказать. Пусть будет. А то уж слишком грустно и холодно в ноябре.

Как можно в ноябре праздновать октябрьскую революцию, Денис не понял, но и переспрашивать не стал. Праздник действительно был каким-то мутным, к тому же он уже и сам его вспомнил, на Красной ветке что-то об этом говорили.

– А мне, Дэн, сегодня придется ребят музыкой развлекать. Да не придется, самому нравится. Песня про синеву на тельняшках… А парашюты – это и мне знакомо. Есть нам с Морозовым, что вспомнить, такое не забудешь…

– А теперь привыкайте, ребята, к десантным
Продуваемым всеми ветрами войскам!..

Юрок напился. Калинина останавливал только Ваня, который сидел на коленях отца и просто перекрывал собой доступ к кружке на столе. Мальчик просил дядю Стаса спеть про одуванчики, хотя Денис не понимал, как мальчику может нравиться песня с таким несчастливым концом. Оказалось, что день ВДВ и в лесу точно такой же, как и везде. И песню «Память» про таинственный Афганистан он уже слышал много раз, и про набирающий высоту вертолет тоже. Выпив за живых и помянув тех, кого положено, Денис отставил кружку в сторону – настойка из неизвестных ингредиентов оказалась слишком крепкой. Морозов, сидящий рядом с ним, без слов налил еще:

– Дэн, теперь за ваших. Сначала за живых.

Пришлось снова выпить.

– Ты не помнишь… Не можешь помнить. Десантники – это было братство. А теперь… – он указал кружкой на Юрия. – Но я не против. Один брат – не брат. Поэтому, Дэн, надеюсь, у вас в метро еще немало наших.

Станислав отложил гитару и повернулся к ним:

– Руслан, может, Юрку… того? Выносить пора? И Ваню надо спать отправлять уже.

– Да сворачиваемся уже скоро. Спасибо за компанию. Ты, Стас, хоть и гражданский, тоже около мамкиной юбки не отсиживался. Жизнь показала, кто на что способен.

После третьей кружки Морозов стал разговорчивее, а вот Юрок, наоборот, замолчал и смотрел на бутылку перед собой мутными глазами.

– Дэн, ты понимаешь, что ребята сейчас вспоминают не армию, а самих себя? Мы были такими же, как ты сейчас. Восемнадцать – двадцать лет.

– Мне двадцать два.

– Один черт. И уже сталкер. Не рано? Хотя этим вот бойцам, – он кивнул в сторону Юрия и Калины, – было еще меньше, когда служили в «горячей точке».

– А Руслан?

– А Руслан прошел серьезную подготовку, – ответил сам за себя Морозов. – Но практические навыки приобрел позже, уже тут. Противник не стрелял в ответ, не планировал обходных маневров. Он грыз зубами и рвал когтями, а нас мало тренировали для таких боев. Учиться пришлось заново…

– Стас, что замолчал? – Юрий немного пришел в себя. – Тебя же просили: про одуванчики.

Вполголоса пробормотав что-то вроде «нашел себе музыканта, урод», Станислав встал из-за стола:

– Я Ваньку к матери отведу. И вы долго не сидите, три часа уже безвылазно…

– Ну, иди… Дэн, а ты тоже, как Ванька, маленьким себя считаешь или с нами остаешься? – Денис не собирался никуда уходить, но теперь ему уже хотелось назло покинуть это сборище вместе со Станиславом. – Ты же при слове «война» в штаны не наделаешь? Не то что некоторые гражданские тут!

– Юр, заткнись. Хуже будет. Голова заболит не только от выпивки, у меня терпение не беспредельное. Или тебя лбом об стол приложу, или наоборот. Вань, пойдем. Мама ждет, пусть хоть тебя дождется, раз отец не торопится.

Калинин тоже намекам не внял, продолжал сидеть рядом с другом. Успокоить Юрия оказалось не так просто:

– Вот тут ты можешь силу применить, Стас, со своими… А других боишься. Оружия боишься, убивать не хочешь. Но ведь придется! Терпение и у меня заканчивается! Когда до дела дошло – ты меня остановил. В другой раз не получится.

Денис не понимал, о чем идет речь. Стоило ли слушать полупьяный разговор, смысл которого улавливали тут только двое? Или это какие-то старые разборки?

– Почему мы должны тут жить, как троглодиты, без огнестрела нормального? Почему все, как люди, а мы… Вон они в своем метро производство патронов на поток поставили! – Он указал на Дениса. – Зажрались совсем. Пусть тоже поделятся.

– До метро далеко, – подал голос Калинин.

– Есть и поближе.