Стоик

А теперь Кэролайн собиралась в Нью-Йорк, чтобы быть рядом с ним, когда он окончательно решит покинуть Чикаго. Она была умной женщиной, не ревнивой – а если и ревновала, то никак этого не демонстрировала, – красивой, хотя и одевалась несколько необычно, и остроумной до такой степени, что ей неизменно удавалось забавлять его. Теперь ей было тридцать, но выглядела она на двадцать пять и при этом в полной мере сохранила живость двадцатилетней. До самой минуты прихода к нему Бернис и с тех пор – хотя Бернис и не знала об этом – Кэролайн ради Каупервуда держала дверь своего дома открытой для всех и приглашала тех, кого он хотел принять у нее. Именно ее дом в Норт-Сайде имели в виду чикагские газеты в своих самых жестоких нападках на него. Она всегда настаивала на том, чтобы он, когда перестанет любить ее, так и сказал ей об этом – она не будет его удерживать.

Размышляя о своем романе с Кэролайн, он прикидывал, не поймать ли ему ее на слове, объясниться, как она предлагала, а потом уйти. И все же, как ни дорога ему была Бернис, такой план казался ему слегка чрезмерным. Он мог бы объясниться с ними обеими. Как бы то ни было, ничто не должно расстроить его отношений с Бернис, которой он обещал быть настолько верным, насколько это для него возможно.

Но его мысли постоянно возвращались к проблеме Эйлин. Он никак не мог выкинуть из головы различные события, которые соединили их. Ту первую страстную и драматическую лихорадочную любовь, которая связала их в Филадельфии и внесла немалый вклад (если не стала единственной причиной) в его первое финансовое поражение! Веселая, безрассудная, эмоциональная Эйлин тех дней отдавала всю себя с настоящим неистовством и ожидала в ответ ту абсолютную защищенность, какую любовь за всю свою разрушительную историю не давала никогда и никому! И даже теперь, по прошествии стольких лет, после всех тех связей, что были в его, а потому и в ее жизни, она не изменилась, она продолжала его любить.

– Знаешь, дорогая, – сказал он Бернис, – я очень сочувствую Эйлин. Живет она там одна, в этом огромном доме в Нью-Йорке, безо всяких хоть чего-то стоящих связей, ее домогается множество прохиндеев, которые только и делают, что убеждают ее пьянствовать да кутить, а потом пытаются выкачать из нее деньги, чтобы оплачивать счета. Я знаю это от слуг, которые все еще хранят мне верность.

– Все это очень глупо, – сказала Бернис, – но и понять ее тоже можно.

– Я не хочу обходиться с ней слишком сурово, – продолжил Каупервуд. – Напротив, я всю вину беру на себя. Что бы мне хотелось сделать, так это отыскать какую-нибудь привлекательную личность в нью-йоркском обществе или на его границе, которая взяла бы на себя труд за условленную сумму исполнять роль ее светского спутника, проводника в обществе, скрашивала бы ее одиночество. Я, конечно, говорю в буквальном смысле.

При этих словах он горестно улыбнулся Бернис.

Но она сделала вид, что не заметила его улыбки, чтобы пустой мимолетный взгляд в сочетании с легким подергиванием уголков ее губ не выдал ее чувства удовлетворенности, с которым она восприняла известие о том, что они мыслят одинаково.

– Вот чего я не знаю, – осторожно сказала она. – Может, и есть такие люди.

– Их наверняка пруд пруди, – практично сказал Каупервуд. – Это, конечно, должен быть американец. Эйлин не любит иностранцев, я имею в виду иностранцев-мужчин. Но одно у меня не вызывает сомнений: эта проблема должна быть решена как можно скорее, если мы хотим спокойно жить и свободно путешествовать.

– Слушай, кажется, я знаю человека, который мог бы взять это на себя, – сказала вдруг задумчиво Бернис. – Его зовут Брюс Толлифер. Он из виргинских и южно-каролинских Толлиферов. Может, ты его знаешь.

– Он похож на того типа, о котором я думаю?

– Он молод и очень хорош собой, если ты об этом спрашиваешь, – продолжила Бернис. – Я его лично не знаю. Видела его единственный раз в доме Дании Мур в Нью-Джерси, они там устраивали теннисные матчи. В тот день Эдгар Бонсилл сказал мне, что этот парень настоящий приживальщик, что он живет за счет богатых женщин, и миссис Дания Мур – одна из них. – Тут она рассмеялась и добавила: – Я думаю, Эдгар немного побаивался, что я могу заинтересоваться Брюсом, а мне его внешность и вправду понравилась.

Она улыбнулась двусмысленной улыбкой, словно почти ничего не знала о нем.

– Может быть, он нам и нужен, – сказал Каупервуд. – Он наверняка хорошо известен в Нью-Йорке.

– Да, я помню, Эдгар говорил, что он часто бывает на Уолл-стрит. На самом деле никакой он не биржевой игрок, просто ходит туда, чтобы произвести впечатление на людей.

– Отлично! – сказал Каупервуд с довольным видом. – Я бы сказал, что без труда смогу его найти, хотя таких, как он, там хватает. Я в свое время пересекался с некоторыми из них.

– Мне немного стыдно говорить обо всем этом, – задумчиво сказала Бернис. – Жаль, что нам приходится. И я думаю, ты должен сделать так, чтобы Эйлин не попала в некрасивую историю из-за какого-нибудь типа, которого ты выберешь для этого.