Стойкость. Мой год в космосе

Что? Мы с Сашей переглянулись с одинаковым выражением: «Какого черта!» Уже шел отсчет последних пяти минут перед запуском. Саша поспешно начал пристегиваться. Уже была активирована система аварийного спасения, и в случае опасности ракета катапультировала бы нас без предупреждения. Не будучи пристегнутым, Саша, скорее всего, погиб бы. Мы закрыли гермошлемы и лихорадочно провели проверку герметичности. Менее чем за две минуты до старта мы были готовы и устроились в креслах в ожидании расставания с Землей.

Ощущения при запуске были не такие, как в шаттлах. Капсула «Союза» меньше и проще кабины шаттла, и экипажу нужно совершать меньше действий. При этом «Союзы» намного более автоматизированы, чем космические челноки. Ничто не сравнится с мощью твердотопливных ускорителей шаттла, уносивших нас от Земли с невероятным усилием свыше 2 млн кг в момент отрыва, но любой взлет с планеты – очень ответственное дело.

По достижении орбиты мы обречены на почти полное двухдневное бездействие в холодной консервной банке в ожидании стыковки с космической станцией. Корабль то входил в зону связи, то покидал ее, Солнце вставало и садилось каждые 90 минут, и мы быстро утратили нормальное ощущение времени, то задремывая, то пробуждаясь. Бытовой отсек был тесным и спартанским, обшитый ворсовыми лентами велкро уныло-желтого цвета, кое-где открывавшей взгляду металлические рамы или конструкции, мгновенно покрывшиеся конденсатом. У нас даже не было хорошего вида Земли, поскольку «Союз» постоянно поворачивался вокруг оси, ориентируя панели своих батарей на Солнце для подзарядки. У меня был iPod, но он быстро разрядился в нуль. Большую часть времени я парил в центре бытового отсека, чувствуя себя так же, как в детстве, когда меня оставляли в продленке после уроков, и я, глядя на часы, с тоской ждал, когда пройдет день. Когда наступил день стыковки, я был счастлив, но, взглянув на наручные часы, понял, что мы проплывем через люк космической станции лишь через 18 часов: «О, черт! Чем, мать вашу, мне заниматься еще 18 часов?» Ответ был очевиден – ничем. Просто висеть в невесомости. Я утверждал, что каждый день в космосе хорош, и был искренен, но два дня в «Союзе» оказались не особенно хороши.

Это был мой первый старт, за которым наблюдала Амико. Прежде чем мы с ней сблизились, она видела три запуска шаттлов, в том числе с моим братом в экипаже. (Она запомнила меня, хлопотавшего вокруг заснувшей золотоволосой малышки Шарлотт, по предстартовой вечеринке в Коко-Бич во Флориде.) В общем, опыт не был для нее незнакомым, но отличие состояло в поездке на Байконур и наблюдении за тем, как это принято у русских. Кроме того, разумеется, совсем другое дело – видеть запуск космического корабля, на борту которого находится близкий человек. Брат рассказал мне, когда я уже благополучно достиг орбиты, что во время старта она плакала. Это удивило меня; мы были вместе больше года, но я никогда не видел ее плачущей. Амико объяснила мне, что не ожидала от себя такого взрыва эмоций, но была ошеломлена красотой и ужасающей мощью старта и бесконечно счастлива за меня. Она знала, что значило для меня полететь в космос и сколько я ради этого трудился.

Спустя годы я узнал больше о том, что происходило в тот день на стартовом комплексе Байконура. Кто-то из Центра управления запусками рассказал, что они разобрались в нашей проблеме и нашли частичное решение – приоткрывать кислородный клапан и закрывать, не дожидаясь полного открытия, чтобы попробовать приладить упрямую деталь на место. За несколько минут до запуска официальные лица передавали друг другу листок бумаги, ставя на нем свои подписи, чтобы засвидетельствовать, что дают добро на старт несмотря на утечку кислорода и попытки Саши выровнять давление, пока тикает обратный отсчет. Меня, как члена экипажа, готового в тот момент умчаться в космос, это несколько напрягло.

Вплывая через люк на МКС, чтобы официально присоединиться к 25-й экспедиции, я ликовал – начиналась моя долгосрочная экспедиция. Это был долгий путь: представитель КЦД, дублер в 5-й экспедиции, катастрофа «Колумбии», мое участие в полете STS-118, рак простаты, второй цикл подготовки в качестве дублера и, наконец, включение в основной экипаж – целых десять лет.

На борту МКС находились двое американцев и один русский. Даг Уилок – командир станции, после которого командование МКС перейдет ко мне. Начать работу на МКС под началом Дага было здорово. Он придерживался политики невмешательства, предоставляя каждому возможность проявить себя.