В понедельник президент Обама объявил национальный траур. В тот же день я должен был из космоса объявить минуту молчания. У меня крепкие нервы, но эта ответственность легла на меня тяжким грузом. Первое публичное заявление нашей семьи! Когда момент приближался, я позвонил Амико на работу в Центр управления полетами в Хьюстоне и поделился своими затруднениями. Я не знал, сколько именно должно длиться молчание, и почему-то зациклился на этом несущественном вопросе.
– Оно должно длиться столько, сколько ты сочтешь нужным, – заверила она. – Сколько тебе покажется правильным.
Ее поддержка помогла мне. В положенное время я появился перед камерой. Я кратко записал основные мысли на бумаге, но хотел выступить так, чтобы стало ясно, что я говорю от души, а не читаю по бумажке заготовленный текст. Ведь так оно и было!
«Сегодня утром я хотел бы уделить немного времени и почтить минутой молчания жертв трагического инцидента в Тусоне, – начал я. – Прежде всего позвольте мне сказать несколько слов. Здесь, на Международной космической станции, у нас уникальный наблюдательный пункт. В иллюминаторе я вижу очень красивую планету, которая выглядит гостеприимной и мирной. К сожалению, это лишь видимость».
«В наши дни мы постоянно наблюдаем свидетельства того, какими невероятно жестокими мы можем быть и какой вред способны причинить друг другу не только действиями, но и безответственными словами. Но мы выше этого. Мы обязаны стать лучше. Экипаж двадцать шестой экспедиции на МКС и центры управления полетами во всем мире хотели бы почтить минутой молчания всех жертв, среди которых и моя невестка Габриэлль Гиффордс, внимательный и самоотверженный служитель народа. Прошу вас разделить этот момент со мной и другими участниками двадцать шестой экспедиции».
Те из нас, кому посчастливилось увидеть Землю из космоса, начинают комплексно воспринимать планету и людей, для которых она является общим домом. Я как никогда остро чувствую, что мы должны стать лучше.
Я склонил голову и задумался о Гэбби и других жертвах стрельбы. Как Амико и говорила, было нетрудно уловить момент, когда пора прервать молчание. Я поблагодарил Хьюстон, и мы вернулись к работам этого дня. На космической станции все шло свои чередом. Однако я знал, что на Земле что-то изменилось навсегда.
Мой брат получил назначение в предпоследний полет на шаттле с целью доставки компонентов на Международную космическую станцию. Он должен был лететь 1 апреля, менее чем через три месяца после стрельбы. Состояние Гэбби было стабильным, но ей предстояло много операций и длительное восстановление. Он понимал, что если хочет отказаться от полета и уступить кому-нибудь командование кораблем, то должен сделать это как можно быстрее, чтобы новый командир успел войти в курс дела.
Было неясно, примет ли решение руководство НАСА, или Марку будет предоставлен выбор, и эта неопределенность усиливала его напряжение. Вскоре после стрельбы он не знал наверняка, что выбрал бы, имей такую возможность. Он хотел быть рядом с Гэбби, начинающей долгий путь восстановления после тяжелого ранения, но вместе с тем считал себя обязанным отвечать за свой экипаж, который готовился к совместному полету долгие месяцы. Новый командир не знал бы ни задачу, ни команду так хорошо, как знал Марк. Мы многократно обсуждали это по телефону, но в конце концов все решила Гэбби. Она не могла допустить, чтобы из-за ее ранения он потерял последнюю возможность побывать в космосе. Она убедила его лететь.
Астронавты всегда должны быть готовы к тому, что могут погибнуть во время полета, и Марку следовало по-новому взглянуть на свои обязательства по отношению к Гэбби. Перед предыдущим полетом Марк привел все свои дела в порядок и написал письмо, которое должно было быть доставлено Гэбби в случае, если он не вернется. Отныне, однако, он был не только мужем Гэбби, но и ее главным попечителем и опорой. Его внезапная гибель ударит по ней гораздо сильнее, чем прежде.
Обсуждая с Марком его полет и вероятность гибели, мы не могли не заметить иронии судьбы. Мы с Марком были астронавтами, и риск полетов в космос был частью нашей жизни. Ни одному из нас не приходило в голову, что работа едва не будет стоить жизни Гэбби, а не Марку.
В феврале «Дискавери» отправился в свой последний полет и пристыковался к станции. Было радостно наблюдать, как члены экипажа шаттла появляются на борту МКС, совсем как я не так давно, влетая в позе Супермена – горизонтально, а не в более близком к вертикальному положении опытных участников долгосрочных экспедиций. Новоприбывшие во все врезались и без конца сбивали оборудование со стен. На следующий день после их прибытия я навестил «Дискавери», на котором совершил свой первый полет. Последний раз я был на его борту вечером 28 декабря 1999 г., когда выбирался наружу по окончании космического полета. Кажется, прошла целая жизнь.