Стоим на страже

Вертолетная площадка — выложенный бетонными плитами квадрат — пустовала; по плитам тихо, но без устали моросил дождик, вызывал своим сиротским пустым звуком не то чтобы боль, а какое-то нытье в зубах. За вертолетной площадкой бугрилась мокрая, поднятая экскаваторами рыжая земля, из которой высовывались черные, наполовину сопревшие лесины, цепкие, похожие на чертячьи хвосты корни, суки, ветки с наростами, закаленные стужей и зноем до железной твердости.

А сверху с отвалов валили лес, вековые сосны с тяжелыми шапками, и было грустно смотреть на эту картину разрушения, на обреченность сосен. На отвалах должны быть поставлены дома. И оставлять сосны нельзя, растут они наклонно, на голец уходят, будут нависать над домами. А это опасно. На западном участке, на станции Таюра, был случай, когда голец выбрали террасами, на террасах построили дома, в промежутках сохранили высоченные корабельные сосны… Как-то ночью на тайгу налетел шквал, ветер был северным, по-местному «черным», и таким сильным, что поднимал с земли лосей, ломал им хребты — в общем, ветер этот начал класть сосны на дома-дощаники. Росли-то сосны наклонно, а когда выбирали террасы, то у них с одной стороны подрубили корни, корнями деревья упирались в землю, в склон, чтобы не сползти с гольца. Каждая такая сосна, падая, перерубала дощаник пополам. Кое-кого из сонных людей поувечило, кое-кто из тугодумных руководителей под суд пошел.

Вертолет появился неожиданно, он буквально вытаял из дождя, из его мелкой, липкой, непрозрачной плоти, прицелился черными мокрыми пуговками колес в бетонный пятак и тяжело сел.

Кожемякин первый, усиленно стуча по бетону сапогами, побежал к вертолету. За ним остальные.

В вертолетные иллюминаторы была видна черная пенистая вода Биры, с ревом, с каким-то голодным, жадным грохотом уносящаяся за косо срезанную горбушку земли, в преисподнюю, и было жутковато, ознобно смотреть на этот беснующийся поток.

В пенистых бурунах, таких же черных, как и весь поток, выдранные с корнем лесины, пласты земли, таежный отгар, сор, древесные заломы, а вон промелькнул и целый островок с перекошенным домиком, а на островке том — Бойцов даже зажмурился от неожиданности, — держась за наклонное, глядящее в небо обломленным, неестественно белым стволом дерево, топтались в страхе двое мужиков.

— Люди! Лю-ди на воде! — закричал кто-то рядом с Бойцовым, но крик перекрыл спокойный, более хриплый, чем обычно, бас Кожемякина:

— Без паники! Вижу, что люди… Тихо!

Второй пилот торопливо прижал кругляшку ларингофона к губам — передал сообщение о том, что Бира несет людей.

— В двух километрах отсюда на плаву находятся четыре амфибии, — подбирают и вытаскивают из воды все живое. Ясно? И не паниковать!

У Бойцова, когда он увидел в крутящейся черной воде облепленный шапками пены земляной пятак с людьми, где-то в подгрудье, под ребрами захолодало, будто попал туда обмылок льда, ознобил все вокруг себя морозом, и начал этот мороз растекаться по телу, по жилам, и вот уже гусиную рябь на коже выбил, вызвал дрожь. Бойцов передернул плечами, втянул сквозь зубы воздух, приходя в себя.

— Внимание, подлетаем! — снова раздался хрип Кожемякина. Командир прочистил голос, подбираясь будто зверь, готовый прыгнуть. — Глядеть в оба, товарищи офицеры!

Бойцов притиснулся к холодной, поцарапанной ветром слюде вертолетного оконца, но ничего, кроме черного пенного потока и какой-то неестественно далекой полоски берега, на которой тяжело горбились сосны, поначалу не увидел, но потом откуда-то сбоку под брюхо машины быстро поползла темная, совершенно скраденная дождем деревянная нитка. Нитку трясло и било, словно живую, из черной воды на ее поверхность вылезали тяжелые глыбы, похожие на зубы, и со всего маху ударяли в опоры моста, стремясь их перерубить, лишить деревянную полоску опоры, подмять, сломать, завалить, утащить за собой, выбросить потом на пустынный таежный берег, засыпать илом, похоронить. Подступы к мосту с одной стороны были отрезаны потоком.

Через минуту выяснилось, что отрезаны и со второй стороны, — просто всем, кто находился на вертолете, не было видно, что творилось на том берегу Биры, скрытом густым липким дождем. Подполковник Кожемякин крякнул досадливо, но ничего не сказал, уперся ладонями в колени и, сдвинув фуражку на затылок, словно первоклассник, снова притиснулся лицом к иллюминатору.

— Ох ты черт! — не выдержал кто-то. Кто произнес эти слова, из-за вертолетного шума не разобрать. Бойцов оглянулся — все смотрели на воду, каждый прикидывал, каким образом спасти мост, ведь после полета Кожемякин всех соберет на совет, у каждого мнения спросит.

Мост сместился под брюхо Ми-8, вертолет сделал круг. Подступы к переправе были отрезаны с обеих сторон водой.

Раз шесть заходил вертолет на мост, чтобы у всех была ясная картина того, что происходит, а потом сделал посадку в тайге, на ровной ягодной площадке, знакомой Бойцову, — в прошлом году вместе с Инной они тут бруснику собирали. Площадка располагалась примерно в километре от Биры.