Стоим на страже

— В зоне интенсивного извержения вулкана оказались четыре пограничные заставы, пост технического наблюдения, персонал маяка и бригада рыболовецкого колхоза «Родина». В особенно угрожающем положении заставы, условно именуемые «Кавказ» и «Колхида», — указка в руке комбрига поочередно замерла на карте в этих двух точках. — Быстро распространяющийся к побережью пожар и лавовые потоки уже перерезали, а быть может, в ближайшее время перережут оба перевала — справа и слева — и захлопнут всему живому выход из опасной зоны… Отсюда следует, что людей можно спасти только со стороны побережья, и эта миссия, товарищи, ложится на нас…

Поставив далее задачу вспомогательным силам, Добротин обратился непосредственно к Лебедеву и его соседу справа капитану 3-го ранга Ковалеву:

— На ваши плечи ложится выполнение основной задачи. Лебедев идет на выручку «Кавказа», Ковалев спасает людей с «Колхиды». — Добротин снова обернулся к карте. — Штабом пограничного отряда намечена и уже передана по радио на места новая дислокация этих двух застав, поскольку прежняя стала небезопасной. Для «Кавказа» — это озеро Круглое, для «Колхиды» — мыс Песчаный. Но прошу учесть, товарищи, многие пограничные наряды, потерявшие связь с заставами, об этом не знают. Стало быть, надо действовать по обстановке. И последнее… — Добротин сделал паузу и обвел внимательным взглядом лица командиров, остановив его в конце почему-то на Лебедеве. — Скрывать не буду, и вы не скрывайте это от личного состава, — выполнение задачи связано с большим риском. Но поступить по-другому мы не можем — там люди…

На пирсе у трапа Лебедева, как всегда, первым встретил его замполит капитан-лейтенант Лимонов. После рапорта и рукопожатия он, по обыкновению с улыбкой, спросил: «Командир в порядке?» Обычно Лебедев в тон ему отвечал: «Командир всегда в порядке». На этот же раз он просто кивнул и отдал приказ сниматься со швартовов.

Уже на «Опале» была сыграна боевая тревога, и он готов был к походу и бою, уже в стальной его утробе гулко и мерно перестукивали дизеля, передавая через толщу палубы и брони нервную, нетерпеливую дрожь исполина, готового ринуться в жестокую схватку с морем. И это нетерпение и беспрекословная готовность стального друга успокаивающе подействовали на Лебедева, оставив там, за бортом, тяжелые его мысли и безответные вопросы.

Лимонов насторожился. Обычно он чутко улавливал малейшие перемены в настроении командира. Впрочем, лишних вопросов он никогда не задавал, хотя и слыл в части самым общительным человеком.

Вместе они плавали год, хотя обоим казалось сейчас, что знакомы и дружны уже давным-давно. У них сразу же обнаружилась редкая совместимость. Лебедев, так тот почему-то часто с улыбкой вспоминал первую их встречу, когда Лимонов пришел к нему на корабль представляться по случаю назначения.

— Замполит вверенного вам корабля капитан-лейтенант Лимонов Евгений Федорович, одессит, — сказал Лимонов звонким тенорком.

Лебедев поднял глаза повыше. Перед ним стоял очень высокий, — под метр девяносто, — молодой человек с узким продолговатым лицом на тонкой длинной шее, с косой челкой, заметной даже из-под козырька флотской фуражки, и со смешной рыжей щеточкой усов.

— Одессит — это что, профессия? — спросил Лебедев с самым серьезным видом.

— Нет, национальность, — так же серьезно, не моргнув глазом, ответил замполит.

— Добро, — сказал Лебедев, а про себя подумал: сработаемся. Он сам любил юмор, шутку и уважал тех людей, кто это чувствовал, а главное — умел. Где-где, а у них на флоте, где однообразие и незыблемость стихии бывают временами просто невыносимы, юмор — это необходимое, золотое качество.

И Лимонов оправдал надежды Лебедева. И не только по части юмора. Лебедев уважал его за веселый, оптимистичный нрав и предельную самоотдачу в работе. Лучшего замполита и желать было нельзя. Воздействие Лимонова на личный состав было тонизирующим. Стоило ему где-то появиться на корабле и только начать говорить — уже все смотрели ему в рот. Так же, на одном дыхании, он умел проводить и политзанятия. Он быстро во все вник, он все знал на корабле. Его команды всегда исполнялись мгновенно и безропотно.

Но Лебедев знал: ох не прост был Лимонов, ох не прост. И кто считал его рубахой-парнем, тот глубоко заблуждался. Однажды, когда они были вдвоем в каюте командира и тот его в шутку попрекнул за излишества в командирском лексиконе, Лимонов вдруг спросил у Лебедева: «Вы знаете, Игорь Анатольевич, что такое юмор? Одесский юмор? — И, сделав паузу, продолжал: — Нет, вы не знаете. Вы думаете, что все это хохмочки, а это не хохмочки. Юмор — это чувство дистанции. Да-да. И вы, пожалуйста, не смейтесь. Если мне, допустим, не нравится человек или чем-нибудь неприятен, я ему такую шутку скажу, что он ко мне ближе чем на десять метров никогда не приблизится. А если человек симпатичен, я опять же так стараюсь пошутить, чтобы ему тоже приятно было со мной рядом находиться. Вот так, как мы с вами сейчас».