Стоит ли им жить?

После того, как милая, ласковая сиделка Хэггерти посмотрела у девочки горло, — нет ли тут дифтерии, доброй, старой, ненужной уже дифтерии, которая грозила как раз разыграться в эпидемию, — мы собрались уходить. Маленький четырехлетний пожиратель бобов вдруг дернул Хэггерти за полу.

— Пожалуйста, дай мне твои перчатки, — попросил он.

— Если я тебе их отдам, у меня замерзнут руки. Ты хочешь, чтобы у меня замерзли руки?

Мальчик посмотрел на нее долгим, серьезным взглядом. Потом сказал:

— А у тебя ведь есть карманы!

Когда мы вышли, Хэггерти сказала, что для нее самое трудное, к чему она никак не может привыкнуть, это — отказывать детям. Вот чему не мешало бы поучиться Бликеру Маркетту и Флойду Эллену, пока еще не поздно. Пора уж им оставить свои фантазии о хороших жилищах, о медицинском обслуживании, о солнце. Наши ростовщики могут научить их простой истине, что настало время, когда, в интересах экономии, детям надо отказывать…

Бликер Маркетт и Флойд Эллен действительно требуют слишком многого. Они хотят, чтобы человечество немедленно начало пользоваться своим законным наследством, бесценным наследием науки для борьбы со смертью, для насаждения силы и жизни в этом мире страданий.

Разве эти требования не утопичны? Утопия не осуществляется «сегодня к вечеру», говорят ростовщики, люди практики, а на то, чего вы добиваетесь, требуется, по меньшей мере, тысячелетие!

Нет, нет, говорят Бликер Маркетт и Флойд Эллен и вдруг замолкают, как и подобает людям науки в присутствии старших коллег. Потом они спрашивают: но должны ли мы отказывать детям вплоть до их смерти? Или можно отказывать, исключив этот последний пункт?

И вот они теперь занимаются отказыванием цинцинатским детям, исключив последний пункт. В этом и заключается их открытие, сделанное в жуткой лаборатории цинцинатской гавани; здесь они открыли истину, которая должна теперь стать понятной всем американцам, всему человечеству…

Они доказали, что бедность — главная причина смерти детей.

IV

Нужно отдать должное сознательности цинцинатских граждан, позволивших Эллену и его помощникам довести свою работу до этого страшного вывода. Работу им оплачивали, их даже поощряли сделать это сравнение между смертностью в гавани и на холмах. И не было при этом ни шушуканья, ни цыканья. Принимая во внимание наше американское самодовольство, наше повальное ханжество и лицемерие, это просто удивительно!

Легко было испортить это обследование, не допустив его до окончательных грустных выводов. Разве Вильям Грум, исследователь-доброволец, рекламный писака, неожиданно превратившийся в борца со смертью, разве Грум не нашел целый ряд успокоительных фактов относительно скандальной цифры смертности в Цинцинати?

Он сравнил эту цифру с цифрой смертности двенадцати других американских городов. Он вычистил все, что мог, из данных, порочивших «Город королевы». Он как холодной водой окатил всех паникеров и профессиональных благотворителей. Истина, выварившаяся на статистическом сахарном заводе Грума, сводилась к следующему: что в Цинцинати средняя цифра смертности среди белых только чут-чуть выше, чем в других городах, а вовсе не та скандально высокая цифра, которая фигурирует в старой грубой статистике. Так что все в порядке. Можно и забыть об этом. Правда, смертность среди негров резко превышает среднюю цифру. Ну, так то же негры… Однако, позвольте! Годовое число детских смертей в Цинцинати как у белых, так и у негров ведь очень велико? А число умирающих младенцев до годовалого возраста — и белых, и пикканини — не так ведь приятно сравнивать со смертностью других городов! Почему это?

Это было загадочно. Особенно для сытого цинцинатского патриота, с гордостью указывающего на прекрасные медицинские школы, великолепные больницы и хороших докторов — там, на холмах.

Но если вы знаете нищету и заброшенность гаванских трущоб, как знает ее наш друг Бликер Маркетт, если вы знакомы с наблюдениями Эллери Фрэнсиса Рида над тем, как тысячи злополучных семей вынуждены существовать буквально на гроши; если вы обладаете тонким знанием Эллена, отчего именно дети умирают и как, и когда, и где, то…

Это и послужило толчком к новому способу учета живых и мертвых с 1929 по 1931 год, и этот учет производился особенно тщательно, потому что был приурочен к всенародной переписи населения США в 1930 году.

Отказавшись от старой уравнительной системы поквартальной переписи, охотники за истиной из общества здравоохранения разделили город на сто семь маленьких изолированных переписных участков. Они точно определили число живущих в каждом участке. Они выяснили, с наивозможной точностью, причины смерти всех умерших за данный период в том или ином участке. И наконец, что самое главное…