Стоит только замолчать

“Дом”, как он его именовал, представлял собой довольно скромную загородную усадьбу. Там были два основных здания и несколько маленьких построек. По участку бежал ручей, был там и прекрасный сад, и переделанный под вкус хозяина лесок, по которому была проложена тропа. В общем, местечко волшебное, спроектированное самим Дзиро, со всей очевидностью свидетельствующее, что его сестра была, пожалуй, несправедлива к младшему брату, когда причислила его к филистерам. Как я упомянул, во время этого первого интервью, посвященного пребыванию Сотацу в камере смертников, мы сидели на свежем воздухе, в беседке. Дочь Дзиро – ей было шесть лет – прониклась ко мне симпатией и вновь и вновь приносила мне цветы, потому-то в записи есть перерывы, которые я, возможно, вычеркну из расшифровки в книге, а возможно, и оставлю. В любом случае, как вы можете видеть, хотя у Сотацу все обстояло еще мрачнее, я оказался в солнечном мире. Меня переполняли надежды: теперь-то я действительно смогу поведать целиком историю этой трагической жизни.]

≡

инт.: Мне бы хотелось знать, в состоянии ли вы вообще говорить о попытках морить вашего брата голодом, или о голодовке, как это называли некоторые. Если я правильно истолковываю факты, во время процесса вы не могли ходить в суд, но в тот период навещали брата в полицейском участке. Так ли это?

дзиро: Пока шел процесс, я навещал его три или четыре раза. Бригадир на заводе, где я работал, невзлюбил меня, искал любой предлог, чтобы уволить, и в конце концов нашел. Наверно, лишь раз семь-восемь мне удавалось вырваться с завода, и, по крайней мере в четырех случаях, когда я приходил в участок, мне говорили, что я не могу с ним увидеться – мол, его вывели на прогулку, его сейчас кормят и тому подобное.

инт.: Знаете ли вы, что представляли собой эти кормления?

дзиро: Не знаю. Они нашли какой-то способ заставить его есть. Не знаю, применяли ли трубку или держали его и что-то запихивали ему в горло. Не знаю. Возможно, все было намного проще – один-единственный синтоистский жрец с ложкой. Мой брат питал необъяснимую симпатию к жрецам.

инт.: Но вы видели, что он ничего не ест? Когда вы там бывали, вы это видели?

дзиро: Я заметил, что он исхудал. Вид у него все время был мрачный, что в начале, что в конце. Одно время он действительно, казалось, очень ослаб. Не забывайте, тогда мы уже не разговаривали. Разговор был в тот единственный раз, когда я привел адвоката. Обычно мы просто стояли и смотрели друг на друга. Когда он сильно ослаб, то просто ковылял к решетке и усаживался, привалившись к ней, и ему было все равно, что прутья решетки глубоко, донельзя глубоко, впиваются в спину.

инт.: И вы не могли определить, что он голодает?

дзиро: Вот вы об этом спросили, и вроде бы хороший вопрос, хороший, умный вопрос, но в таких ситуациях не до умничания. Может, его дух был сломлен? Может, его разум был сломлен? Может, нервы не выдержали? Может, весь организм? Причина могла быть любая. Вероятно, даже все эти причины сразу. В общем, это было не так очевидно, как можно подумать, совсем не очевидно.

инт.: Я не хотел намекнуть, будто…

дзиро: Просто давайте дальше.

инт.: Заметили ли вы в нем перемены, когда его снова начали кормить?

дзиро: Он стал не таким вялым. Снова начал вставать. Мне говорили, что в день суда его отнесли в зал, что на стул его усадили, поддерживая под мышки, что судебный пристав должен был стоять рядом и его поддерживать, иначе он бы свалился.

инт.: Такого я не слыхал.

дзиро: А знаете, что я думаю?

инт.: …

дзиро: Я думаю, что голодовка была не настоящая. Думаю, это был еще один инструмент, которым его пытались сломить, заставить подписать другое признание, сознаться в чем-то большем.

инт.: Потому что первого признания было недостаточно…

дзиро: Да, недостаточно. Из Сотацу хотели выжать побольше. Может, его начали морить голодом, а он обернул это по-своему. Может, сказал себе: ладно, тогда я не буду есть. Тогда я просто умру. Думаю, ему казалось, что это выход. Все стало вконец плохо, а двери не было. И тут они показали ему эту дверь – просто не ешь.

(Минутное молчание, диктофон перематывает пленку.)

инт.: И никак не выяснить – не выяснить, что именно это было.

дзиро: Никак: голодовка, навязанная надзирателями заключенному, который не прогибается, со стороны ничем не отличается от голодовки, объявленной заключенным в знак протеста. Никто бы не заметил разницы.

инт.: Но в данном случае его не хотели уморить голодом. Его хотели казнить.

дзиро: Вот-вот, так что надо было заставить его есть.

Интервью 11 (Ватанабэ Гаро)