Сейчас, после того как вы прочитали все, что было написано выше, возможно, у вас появится искушение подумать:
Баловаться с книгами, чтобы можно было произносить умные слова, или иметь впечатляющую библиотеку – все равно что растить сад, чтобы произвести впечатление на соседей. Растить деревья ради прокорма семьи? Это полезное и выгодное использование вашего времени. Семена стоицизма давно под землей. Делайте то, что требуется, чтобы они проросли. Тогда они и вы будете крепки и готовы к жизненным морозам.
Успех может достаться и плебею, и бездарности; но укрощать ужасы и подчинять несчастья – удел великого мужа[388]
.Возможно, вы знаете людей, которым крайне повезло в жизни. Может быть, они выиграли в генетической лотерее, с легкостью учились или устроили карьеру. Несмотря на отсутствие планирования, на безрассудные решения и перепрыгивание с одного на другое, они каким-то образом выживали без единой царапины. Как говорится, дуракам везет.
Естественно, такие люди вызывают определенную зависть. Нам тоже хотелось бы легкой жизни – или мы так думаем. Но разве легкая жизнь действительно достойна такого восхищения?
Повезти может любому. Чтобы не обращать ни на что внимания, умений не надо, и никто не сочтет это величием.
Другое дело человек, который преодолевает трудности, двигается дальше, когда остальные сдались, кто честно и упорно стремится к цели. Им можно восхищаться, поскольку его успех – результат стойкости и терпения, а не полученных при рождении или из-за причудливо сложившихся обстоятельств. А если речь о человеке, который на пути к успеху не просто одолел внешние факторы, а справился с собой и собственными эмоциями? Это впечатляет гораздо сильнее. А если человек изначально получил плохие карты, понял это, но все равно пришел к триумфу? Вот это величие!
Кто-то станет презирать меня? Его забота. А моя забота, как бы не случилось, что я сделал или сказал что-нибудь достойное презрения. Кто-то возненавидит? Его забота. А я, благожелательный и преданный всякому, готов и ему показать, в чем его недосмотр, – без хулы, без намека на то, что вот-де терплю, а искренно и просто[389]
.Когда человек имеет сложившееся мнение о чем-то, он обычно говорит об этом больше, чем о чем-либо другом. Это особенно верно, когда дело касается обиды или ненависти к другим людям. (Печальная ирония в том, что часто такие предубежденные люди имеют тайное влечение к тем, кого ненавидят.)
Стоик, когда сталкивается с ненавистью или дурным мнением других людей, спрашивает: это мнение в моей власти? Если есть шанс повлиять, поменять его – он пользуется возможностью. Если нет – он примет людей такими, какие они есть, и никогда не станет ненавидеть ненавистника. У нас и так хватает забот. Нет времени размышлять о том, что думают другие люди, даже если это касается нас.
При всякой боли пусть у тебя будет под рукой, что не постыдна она и что правительницу-мысль хуже не делает, так как не губит ее ни в ее вещественном, ни в общественном. И при любой почти боли пусть поможет тебе еще и эпикурово: переносимо и не вечно, если помнишь о границах и не примысливаешь. Помни и о том, что многое, на что мы сетуем, втайне тождественно страданию – так с сонливостью, потением, с вялостью к еде. Так вот, когда ты раздражен чем-нибудь таким, говори себе, что поддался страданию[390]
.Во время поездки в Нью-Йорк в 1931 году Уинстона Черчилля сбил автомобиль, мчавшийся со скоростью около 50 километров в час. Один свидетель происшествия счел даже, что пострадавший погиб. Но Черчилль провел восемь дней в больнице с трещинами в ребрах и серьезной травмой головы.