Стою за правду и за армию!

– Ну, капитан, поздравляю вас с победой! – сказал я, стоя на траншее возле убитого мною низама и пожимая от души руку довольного ротного командира. – Теперь позвольте вас покинуть: я поезду к генералу и доложу ему о нашем успехе…

Мы дружески простились. Вскоре я был возле Скобелева.

– Траншея взята 12-й ротой, ваше превосходительство, – доложил я, – турки отступили!

– Да, да, мы видели вашу лихую атаку… Сердечное вам спасибо! – и генерал крепко пожал мне руку.

Это дело было тоже упомянуто Скобелевым при представлении им меня к ордену Святого Георгия и обозначено в высочайшей грамоте.

Глава VII

Еще утром 27 декабря мы слышали с востока отдаленную артиллерийскую канонаду, которая не прекращалась в продолжение всего дня. Туман не позволял различить точно место сражения, но все решили, что это действует отряд князя Святополк-Мирского.

– Несомненно, что это Мирский действует! – говорил несколько раз Скобелев в сильном волнении. – Необходимо нам поддержать его и хоть часть сил неприятеля отвлечь на себя! Господи, как долго это стягиваются наши войска – поторопите их, пожалуйста!

Словом, Скобелев не раз в продолжение дня сердился, не раз высказывал сожаление, что не может немедленно двинуться на помощь сражающимся товарищам.

Наконец, к вечеру только 27-го около половины отряда успело спуститься в долину с гор: Углицкий полк, стрелки, болгары, казачий 9-й полк, уральская сотня и горная батарея.

Скобелев приказал немедленно же, т. е. вечером, собравшимся войскам двинуться вперед, на Шейново, и отчасти на Шипку, придерживаясь ближе к Балканам. Горной батарее приказано было выехать на позицию возможно ближе к неприятелю и, подкопав предварительно насколько можно больше хобота[223], сделать несколько залпов. Войска, пройдя некоторое расстояние по направлению к Шейново, остановились. Наступал уже вечер – темнота все увеличивалась. По приказанию Скобелева все музыканты и барабанщики торжественно сыграли зорю. Затем войска развели массу костров и отступили к Иметли, оставив на линии огней лишь аванпостную цепь.

Всеми этими мерами Скобелев хотел возможно больше напугать, обмануть турок относительно силы своего отряда и отвлечением на себя известной части неприятельских сил помочь этим Мирскому, действовавшему по ту сторону Шейново. Как оказалось впоследствии, хитрость эта достигла известных результатов, и испуганные турки отделили значительную часть своей армии против нашего отряда, а масса неприятельской кавалерии выдвинута была по направлению к Иметли.

Сильно измучившись физически и, главное, нравственно за тяжелые дни 26 и 27 декабря, я думал немного отдохнуть за ночь, когда поздно вечером отряд наш расположился бивуаком у деревни Иметли. Я уже предвкушал заранее сладость отдыха и высматривал только поуютнее местечко для ложа, как вдруг ко мне явился граф Келлер, исполнявший после Куропаткина обязанности начальника штаба.

– Вам Скобелев приказал сейчас же отправиться на Шипку к генералу Радецкому с важными бумагами… Генерал испрашивает приказаний у Радецкого и доносит, что завтра утром он может начать дело.

– Вот тебе и отдых! – подумал я, скорчив недовольную мину. – Граф, попросите, пожалуйста, генерала, нельзя ли назначить кого-нибудь другого вместо меня. Я страшно устал и за эти два дня положительно не имел отдыха, все время был в делах…

– Нет, генерал окончательно решил этот вопрос. Он именно и надеется, что вы, как казак, скорее выполните эту трудную задачу – пробраться ночью по горам к Радецкому и привезти к утру приказание от него.

Как ни лестны были для моего самолюбия эти слова графа, но я с удовольствием бы в то время передал эту честь кому-нибудь, лишь бы меня оставили в покое и дали отдохнуть – забыться и заснуть хоть на два-три часа… Человеку, который не испытал сильной усталости души и тела, трудно понять, как тяжело пересиливать натуру, какие нужны для этого сверхъестественные усилия… Волей-неволей пришлось снова усесться на своего усталого коня и одному пробираться по совершенно незнакомой местности к горе Св. Николая.

Перед выездом, собираясь в ночное путешествие, я столкнулся в темноте с художником В. В. Верещагиным.

– Что, собираетесь в путь? – сказал он мне, улыбаясь. – А знаете, это по моему настоянию Скобелев посылает вас на Шипку… Если воротитесь к утру, генерал обещает вам крест, а если опоздаете – арест…

Мне было не до разговоров, я торопился скорее в дорогу.

Выехал я из Иметли в девять часов вечера, когда было уже совершенно темно. С неимоверными усилиями, рискуя ежеминутно сломать себе шею, пробирался я еле заметной тропинкой через глубокие ущелья и балки, карабкался на громадные горы, скатывался в какие-то пропасти, поросшие густым лесом. Раза два я падал с лошади, раз сорвался вместе с ней в небольшой, к счастью, овраг и отделался только ушибом и ссадинами на физиономии. Но лошадь моя сильно захромала, и я принужден был оставить ее в горах на оказавшемся, к счастью, вблизи казачьем посту (казаки 9-го полка содержали здесь полевую почту), а сам пересел на лошадь казака.