Сток

А груды хлама вдоль по улице — как после потопа!.. Будто дома вытрясли или вывернули наизнанку. Там понтовый холодильник нараспашку, тут плазменный телевизор с диагональю метра полтора, разбитая вдребезги стереосистема… То, чем люди кичатся, валялось битое, смятое, расколотое, покрытое седой пылью.

Себе Охотник облюбовал просторный и крепко построенный — как бы не столетний, — амбар красного кирпича. С железными воротами и оконцами под самой крышей, забранными толстыми решётками. Порча, царившая всюду, подточила и его, но изъесть не смогла. Вдобавок Охотник вымазал стены и крышу каменноугольным варом. Похоже, вонючие смолы и масла худо-бедно хранили от распада.

Внутри было темным-темно, пока верзила не зажёг лампочку от аккумулятора. Едва стало что-то видно, Катя прижалась к Игорьку, прямо ногтями впилась. Низкий потолок, тусклый жёлтый свет и шевелящиеся чёрные тени создавали впечатление склепа, из которого нет выхода.

Почти две трети помещения занимал УАЗ. Оставался узкий проход вокруг машины; вдоль стен стояли полки с инструментами.

— Они будут собираться к гаражу. Уже собираются, — раздавался бубнящий голос. Верзила с лязгом перекладывал вещи на полках. — Надо приготовиться…

— Ты что-то сказал про мясо, — осмелев, Игорь втихаря взял тяжёлую железину. Лом, не лом, а хряснуть — мало не покажется. Было бы место для размаха.

Лязг по ту сторону УАЗа стих.

— Положи на место. Сейчас ты будешь качать насос.

— Зачем?

— Для давления. Огнемёту нужно полтораста атмосфер, чтобы далеко бросать смесь. А ты… как там тебя?

— Катерина! — пискнула девушка.

— …будешь смесь сгущать. Голыми руками. Перчаток нет, все сгнили. Загущённая смесь дальше летит. В отрыв уйти — нужна дистанция.

— Сперва скажи, что ты задумал, — выдвинул ультиматум Игорь.

Охотник вышел из-за машины с пакетом и баллоном в обнимку.

— А давай я ничего задумывать не стану, — предложил он, туго ворочая языком. — Просто открою ворота и впущу их. Тогда и глупых вопросов не будет. Железкой помашешь, разомнёшься. Напоследок.

Снаружи в ворота уже скреблись. Как бы не впятером. Порой свет в оконцах заслоняли протухшие хари местных жителей. Их пальцы вцеплялись в прутья решётки, доносились голоса, похожие на бульканье:

— Охоооотник… Дай…

— Ты жадный, сволочь… Всё себе, себе… дай! поделись!

— Мы оставим… какой кусок хочешь? Только скажи…

— Девушка, девушка, — тоненько канючил кто-то, голос был почти детский, — выйди к нам… Мы не обидим…

— Пришли — так пришли! — взвизгнул другой. — Кто стёк, тот наш!

— Ну, вы решайте как-нибудь, — выдавил Охотник, отвинчивая крышку баллона. По гаражу повеяло едкой, злой химией. — Или остаётесь, или поедем.

— Да! Мы едем, едем! — торопливо закивала Катя, незаметно и больно ущипнув Игорька. — Эту… смесь долго мешать? До заката успеем?

— Тут заката не бывает. Смотри, вот порошок, вот жидкость. Смешивать здесь. На вот, облей руки и дай засохнуть. Это коллодий. Потом ототрёшь. Рожу тряпкой завяжи. Но сначала…

Охотник как бы потянулся к Кате. Игорь дёрнулся прикрыть её, но верзила сграбастал за воротники их обоих:

— …вы мне обещаете. Железно. Насмерть. Если не обещаете, вы мясо. Если обещаете и не сделаете — тоже. Приду и буду есть, начиная с ног. Дня три. И просить меня будет без толку, потому что я буду другой. Глухой и очень голодный.

— Говори… — начал Игорь, а Катюша одновременно с ним закончила:

— …что?

— Вы исполните одно моё желание. Только одно. Оно вам по силам. Трёх не надо — я не рыбак, вы не золотая рыбка. Обещайте. Если один останется в стоке, исполнит второй.

— Да!

— Сделаем. А какое желание?

— Потом скажу. По ту сторону. Теперь за работу.

Дело пошло. Игорь надсаживался с насосом, то и дело проверяя по манометру — как давление? — и меняя шланги, потому что сгнившая резина регулярно лопалась. Каждый раз приходилось натягивать шланг на переходник и туго-натуго закреплять витками проволоки. Не лучше шло у Кати — испарения загустителя мутили разум. Занят был и Охотник — подняв капот, возился с мотором УАЗа.

Снаружи билась и царапалась несытая орда, в ворота долбили едва не бревном. Даже вмурованные в стены петли пошатывались, и сыпалась извёстка. Каждая рожа, умудрившаяся подтянуться до окошка, выхаркивала порцию бессвязных угроз, ругательств или мольбу: «Ну. кусочек! Хоть пальчик! Хоть ухо дай!» Потом, поняв, что просить напрасно, плевала внутрь зловонной слюной, похожей на чёрную жижу.

И мухи, эти мухи!.. Им решётки не мешали, они просачивались в гараж и зудели. Сновали над головами, сидели на стенах и потолке, плотоядно потирая лапки, пытались сесть на кожу. Вначале Катя вскрикивала, вскакивала и гоняла их мешалкой, потом перестала замечать.

— Пе-ре-кур, — тягучим языком, словно жуя ириску, объявил Охотник.

— Не курю. — Выдохшийся Игорь осел у стены.

— И хорошо. А то б по рукам получил. Тут чиркнешь — взлетим на воздух.