Стоход

— Крепко держись, внучек! — напутствовал он и, насупив брови, чтоб не заплакать, добавил сурово: — Такое теперь время: кто в тюрьме не бывал, тот и не человек!

— Помолись на дорогу, сыночек, — попросила мать. — Помолись, господь тебе поможет.

Гриша машинально перекрестился. Но, посмотрев на икону Христа, ведомого на казнь, невольно подумал: «Чем мне теперь поможет Христос, когда его самого бьют, как последнего батрака! Был бы он, как Спартак, — на коне да с тяжелым мечом!..»

* * *

Перед комендантом морочанской полиции Красовским лежало дело Григория Крука. По доносам комендант уже имел полное представление об арестованном. Конечно, это завзятый коммунист, хотя еще и совсем молодой. Да, а все-таки, сколько ж ему лет? Ответа на этот вопрос в доносах Сюсько не было.

— Введите! — распорядился Красовский и уткнулся в бумаги.

Полицейский ввел арестованного и, лихо щелкнув каблуками, вышел.

— Григорий Харитонович Крук? — не глядя на арестованного, спросил комендант.

— Бардзо проше пана коменданта — Гришка Крук. А еще дразнят Гришка Сибиряк, только это больше для смеху, — ответил Гриша весело и беззаботно, как учил его дедушка, приносивший утром еду и за два злотых купивший у полицая пять минут свободного разговора.

Красовский удивленно взглянул на болтливого арестанта. И вдруг встал, не веря своим глазам: увидел черноволосого щуплого подростка в полотняной рубашке и штанах, в постолах, одним словом, обыкновеннейшего пастушка.

Заметив, что комендант пристально смотрит на него, Гриша поплевал на руку и начал приглаживать волосы.

Красовский стоял, сбитый с толку. Где же тот заядлый пропагандист, который разжигал в слушателях бунтарские настроения?

После долгого молчания Красовский раскрыл дело и спросил, помогал ли Гриша деду копать канаву на панской земле.

— Бардзо проше пана коменданта, копал. Сначала днем, а после и вечером, и ночью, проше пана коменданта. Дела там много, за день не успеешь. Так я и ночи прихватил немножко, — ответил Гриша как можно многословнее и учтивее, точь-в-точь как учил его дедушка.

— Да ты, я вижу, разговорчивый, — заметил комендант и решил вести допрос ласково. — Куришь? Бери сигаретку.

— Не так чтоб очень разговорчивый, проше пана коменданта, — отвечая на первую часть вопроса, заторопился Гриша, — потому как в лесу там с кем поговоришь? Коровы, они ж, проше пана, ничего не смыслят. А с вами отчего же не поговорить… А насчет сигарет, так мы, проше бардзо, не курим. И дедушка и я не курим от роду, чтобы чего не подпалить.

— У тебя отца нету, что ли, что ты все о дедушке?

— Нету, проше пана.

— А где он?

— Погиб в Картуз-Березе.

— Погиб? Гм! Совсем как на поле битвы: погиб смертью храбрых… — вполголоса промычал Красовский.

Но Гриша услышал и живо подхватил:

— То так, бардзо проше пана коменданта, отец был храбрый!

— За что тебе учитель подарил гармошку? — неожиданно спросил комендант и рукой подозвал арестованного ближе к столу.

Гриша стал прямо возле стола и, глядя на прокуренные усы коменданта, отвечал:

— Гармошку? Да какая она там гармошка, пшепроше. Меха совсем порванные. Я их клеил, клеил. Мамка наварит бульбы, чтоб ел, а я из нее клей делаю, гармошку склеиваю. А что лады, так одна морока. Какая там гармошка, проше пана коменданта!

— А все же! За что он тебе ее дал?

— Так не он, это его пани. На, говорит, может, когда хоть сушняка мне за это из лесу принесешь, — ответил Гриша, сам удивляясь, как легко он сегодня врет.

— И что ж, носил ты сушняк?

— Да нет, проше пана, все некогда. Дрова ходил пилить… А сушняк…

— На какой срок дал тебе учитель «Спартака»?

Гриша от неожиданности даже рот открыл. Но тут же он вспомнил наставление дедушки: если не знаешь, что отвечать, повтори вопрос, а сам тем временем обдумай ответ.

— На какой срок дал учитель «Спартака»? Какого «Спартака», проше пана коменданта? — Гриша пожал плечами. — Спартак же тот умер давным-давно, как же учитель мог мне его дать?

— Ах вот как! Откуда ты знаешь, что Спартак умер?

— Откуда знаю, проше пана? Откуда ж знают старину? Из книги.

— Вот про эту книгу я и спрашиваю.

— Так вы про книгу? Ну, пане коменданте, вы сразу б так и сказали.

Красовского это начинало бесить. Он чувствовал, что пастушок этот гораздо смышленей, чем показался сначала. Хотелось взять его в оборот, но надо было немного подержаться.

— Книгу я нашел в лесу, проше пана.

— А что, она выросла там, как гриб?

— Да, нет… Ее кто-то забыл в старом доте. Помните, что там, возле груши? Еще на ней три сорокапудячих гнезда, помните? Так вот там есть дот… Ну такой, что немцы оставили в четырнадцатом году. Я пас коров. Захожу. Страшно, а хочется узнать, что в этом доте. Смотрю, тряпки разные. Кусок хлеба, кружка с водой, проше пана.

— Так, так, так! — комендант удовлетворенно потер руки и сделал доброе лицо.

— Значит, кусок хлеба, кружка с водой… Я туда, сюда. Смотрю: в самом уголке что-то еще лежит. Подхожу — сумка. А в ней книга.

— Где сейчас эта книга?