— Кто-то украл, проше пана. Я ее прятал под стрехой в хлеву, где панские коровы. Уехал за сеном, книжку кто-то украл, проше пана. А хорошая была книжка, с картинками! — И, придвинувшись совсем близко, Гриша заговорщически прошептал: — Скорее всего пан приказчик потянул ее, он все приглядывал за мной.
— Значит, украл?
— Украл, проше пана коменданта.
— А учитель куда потом ушел из дота?
— Разве там был учитель? — удивился Гриша.
Удивление его было искренним, потому что учитель в доте не прятался и Гриша это знал.
— А где же он был? — спросил комендант. — Первый раз ты его встретил в лесу?
— Не, в школе, — помотал головой Гриша, — когда записываться ходил, проше пана.
«Трр-рах!» — комендант ударил кулаком по столу.
Гриша вздрогнул.
— Учитель арестован! И мы все знаем. А ты скрываешь, тебе же хуже!
И об этом дедушка предупреждал: будут говорить, что они уже все знают, хотя и не знают ничего.
— А ты знаешь, кто он такой, твой учитель? — комендант помолчал. — Немецкий шпион!
Гриша не ожидал такого оборота и удивленно уставился на коменданта. А тот, увидев, что уловка подействовала, продолжал еще напористее:
— Откуда он взялся в нашем селе? Ты знаешь? То-то… А я знаю! Немцы заслали к нам таких целую шайку. Бродят они везде, снимают планы городов и сел. А Гитлер потом по этим планам пошлет на нас свои войска.
Комендант позвонил. Вошел полицай.
— Ведите этого шалопая домой. Раскройте крышу хаты и сарая. Во-первых, ищите большевистские книги. А во-вторых, заставьте его семью сидеть под открытым небом, раз он немецкого шпиона жалеет больше, чем родных.
Земля под ногами Гриши повернулась сначала в одну, потом в другую сторону. В ушах зазвенело. В глазах запрыгали желтые огоньки.
— Может, по доброй воле все расскажешь? — еще раз спросил комендант.
— Я же все рассказал, бардзо проше пана коменданта, всю чистую правду.
— Ведите. И не жалеть! По пути пришлите ко мне Гирю.
Гришу увели. Комендант удобно устроился в мягком кожаном кресле, намереваясь отдохнуть, но позвонил телефон.
— Красовский слушает, — неохотно сняв трубку, сказал комендант.
И вдруг вскочил, вытянулся в струнку, оправляя китель, точно в кабинет вошел большой начальник. Лицо его побледнело. Он слушал, прижав трубку к уху, но не говорил ни слова. А повесив трубку, вдруг заторопился.
— Пан Гиря, — обратился он к вошедшему полицаю. — Берите пару самых хороших лошадей и во весь дух — в Пинскую гимназию за моей дочерью. Немедленно везите ее сюда.
— Что случилось, проше пана коменданта?
— Пинск переполнен беженцами. Начались убийства, грабежи…
Граф прислал жене телеграмму, что его самолет не был принят на варшавском аэродроме и он очутился в Бухаресте, куда бежало правительство Речи Посполитой. Туда же он звал и семью. Эта весть облетела всю Морочну. Да и без телеграммы народ знал, что армия Пилсудского расползлась, что гитлеровские полчища беспрепятственно захватывают города и расправляются с мирными жителями.
Поляки, украинцы, белорусы, побросав свои жилища, хлынули на восток, поближе к советской границе. В Морочну наехало столько беженцев, что в каждом доме стояли по три-четыре семьи. Богачи убегали на автомобилях. А бедные — на лошадях, на волах и даже сами впрягались в тележки. Одни приезжали, другие уезжали. Морочна стала узловой станцией, откуда расходились пути богатых и бедных. Трудовой народ подавался через Пинск на Гомель, Барановичи. А богачи — на юг, в Румынию.
Однако полиция продолжала свирепствовать. Учителя не поймали, зато составили список ходоков, тайно выбранных народом и ушедших к советской границе с просьбой защитить от нашествия немецких фашистов. Руководителем группы делегатов морочанского района оказался Конон Захарович Багно.
Узнав об этом, комендант решил держать в заключении внука старого бунтаря до тех пор, пока сам он остается у власти.
Солнце еще не зашло, а Рындин с женой уже заперлись на все замки.
Услышав стук в дверь коридора, Рындин взял браунинг и направился к двери.
— Не открывай! Не открывай! — истерично закричала хозяйка.
Рындин слышал, что во многих имениях мужики стали нападать на панов и убивать. Без оружия он теперь не выходил из дому да и спал с браунингом под подушкой. Но на этот раз страх был напрасным. Еще в окно увидев Крысолова, спокойно пыхтящего трубкой на ступеньках крыльца, Рындин быстро открыл дверь и за руку ввел гостя в свой кабинет.
— Прошу садиться, — Рындин улыбался сейчас без всякого притворства.
Крысолов сильно затянулся и, не вынимая трубки изо рта, проговорил не спеша.
— Сидеть больше некогда. Досиделись!
— Что-нибудь случилось на фронте?
Ничего не ответив, гость достал из кармана толстый кожаный кошелек и протянул его Рындину: