– Мы, вроде, должны идти.
– Куда?
Девушка, неподвижно ожидавшая все это время, повернулась и пошла по дороге, не оглядываясь.
– Скажи людям, чтобы не ходили за нами, – Шмель нервно оглянулся. – Они нас пригласили одних, на переговоры.
– Не бойся.
Стократ обернулся. Предостерегающе поднял ладонь; вероятно, они с князем все-таки о чем-то договорились перед выходом, Шмель не знал, о чем. Был слишком занят сборами.
– Идем, – сказал Стократ.
И они пошли.
Девушка с самого начала повела их кружным путем. Они свернули с дороги, некоторое время шли через лес, потом долго шли вдоль свежей вырубки.
Земля здесь была усыпала красными пластинками коры. Корой и хвоей покрылись розовые пни, похожие на обезглавленные шеи. В нескольких местах лежали распиленные, приготовленные к вывозу стволы, отдельно – ветки; дороги-просеки были укатаны телегами и похожи на желоба.
Слепая девушка шла впереди, невесть как ориентируясь, метя хвою подолом своего балахона. Шмель тяжело дышал. Стократ присматривался и принюхивался.
Пахло нехорошо. Где-то впереди, скорее всего, было побоище. И не один человек полег; дровосеки? Неизвестные горемыки, которых беда застигла за работой, которые валили лес по договору и получили стрелу в спину?
– Шмель, если я скажу «не смотри» – ты не смотри туда, ладно?
Мальчишка сглотнул:
– А что там?
– Пока не знаю.
Девушка шла, не сбавляя шага. Вырубка закончилась, теперь они шли по едва заметной тропинке. Лес стоял по обе стороны, от стволов в глазах было красно. Впереди показалась поляна.
– Шмель… – Стократ поймал себя на том, что держится за рукоятку меча. Большая зеленая бабочка перелетела через дорогу, сделала круг над головой девушки и пропала среди стволов.
Это были не лесорубы.
Пятеро мертвых мужчин, все лесовики, все с зашитыми глазами, сидели за длинным столом. Спинки и высокие подлокотники кресел не давали им упасть. Перед каждым стоял пустой кубок, и в центре стола – каменная чаша с серебряной ложкой.
Девушка остановилась. Медленно вытянула руку – она была слепа, но рука безошибочно указала на чашу.
Стократ перехватил Шмеля за плечо:
– Погоди, это яд!
– Это послание, – деревянным голосом отозвался мальчишка. – Это… послание для всех. Каменная миска, серебряная ложка – знак, послание для всех, способных вкушать. Горе тому, кто не узнает.
– Но их отравили!
– Они отравились, – тихо поправил Шмель. – Яд был в их кубках… Пусти.
Он вывернулся из-под ладони Стократа и подошел к столу. Старательно не глядя в лица мертвецов, зачерпнул ложкой синеватую жидкость и поднес к губам. Сморщился. Покачнулся; Стократ оказался рядом с флягой воды наготове: он уже заметил, что после каждой пробы мальчишке нужно много, много чистой воды.
– «Мы виновны», – отфыркиваясь, перевел Шмель. – «В нарушении… выскакивании… злом противостоянии закону…»
– Может, в бунте?
– Точно, – Шмель благодарно на него взглянул.
– Так это казненные бунтовщики?!
Шмель жадно напился. Промокнул губы:
– Очень сложное послание.
– Ты прекрасно справляешься.
– Это высокородные лесовики… люди, которые выступили против чего-то… закона, что ли… потом сознались и убили себя.
– Как благородно и трогательно.
– То есть на самом деле их победили, и они, чтобы избежать позорной казни… вот так.
– Зачем нам их показали?
Шмель пожал плечами.
Неизвестно, понимала ли слепая девушка хоть слово – но, когда Шмель вернул флягу Стократу, она возобновила путь, не оглядываясь, точно зная, что чужаки не отстанут.
Если мы слепы в темноте, думал Шмель, то люди, которые слышат всем телом, должны быть беспомощны в тишине. Поэтому на этой поляне никогда не бывает тихо: сто ручейков разведены по желобам, и каждый поток падает со своей высоты, и звук его, звон или шелест, значит для них то же, что для нас – резная колонна или арка. Так они украшают свой дом. И даже мастер никогда здесь не был.
Красок здесь не было – кроме тех, что бескорыстно дарил лес. Коричневая земля, темно-красные стволы и бледно-зеленая хвоя, и под серым навесом – стол, и на столе прибор для диалога.
Шмель чувствовал, как прыгают его ребра в такт ударам сердца. На том конце стола неподвижно сидел старый лесовик, глаз его совсем не было видно – и скулы, и веки, и лоб покрывала старая, плотная вышивка. Рот был огромный, с большими губами, плотно сжатый, и ноздри длинного тонкого носа подрагивали. Рука, белая до синевы, с пятью плотно сжатыми пальцами, указывала место напротив.
– Тебя зовут поболтать, – негромко сказал Стократ.
Он стоял, опустив руки, не касаясь меча. Неизвестно, что думали лесовики о его добрых намерениях, но Шмель прекрасно понимал: никакой колдун-мечник не справится с такой оравой, вооруженной отравленными стрелами.
– Шмель? Тебе помочь?
Перед стариком стояло все, что требовалось для разговора: ряд узких разновеликих трубок, похожих на свирель. Кубок. Каменная доска со смоляными узорами, две спицы, чтобы переносить мельчайшие частицы вкуса. Большая кружка на краю стола; рядом помещалась под струей водопада каменная чаша с проточной водой.