Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Ряд дуговых меж листьев фонарей,
Как бриллианты в радужной парче.
Платаны – как процессия царей,
У каждого в деснице по свече.

Бегу, бегу вдоль мрачных галерей,

И пальцы Смерти на моем плече,
И нет товарищей­богатырей
С огнем Святого Эльма на мече.

Темно. Серо. Аллее нет конца,

Да и конца я вовсе не хочу.
И призраки ночные у лица

Пытаются задуть мою свечу...

И солнце не взойдет, и нет Отца,
И через трупы я друзей скачу...

НА ПРАВОМ БОКУ

Высокие готические своды,
Синее неба, в золотых звездах.
Их творческие строили народы,
Недоуменье вечное и страх.

Спускаюсь в крипту. Мрачные проходы.

Гробницы мраморные. Жуткий прах.
Они моей как будто бы породы:
Все – крестоносцы в латах, при мечах.

Потомки их – безвестные мещане.

Вот прадед ткач, вот хворый мой отец.
Вот мать голубка в белом сарафане.

Вот для меня ячейка наконец.

Меня в нее спустили соборяне.
Замуровали. Бедствию конец.

НА ЛЕВОМ БОКУ

Я Анатолий Гейнцельман. С двух лет
Я помню этот странный ярлычок.
Но в сущности я бедный лишь поэт,
Смиреннейший Создателя пророк.

И ярлыка теперь на мне уж нет:

Я только полуночный светлячок,
Что излучает бестелесный свет,
Летя через бушующий поток.

Ни рода я, ни племени не помню,

И безразлична мне судьба людей.
Я не спешу уже на колокольню,

Сзывать друзей в духовный мавзолей:

Я луч, во тьме мерцающий укромно
Для ищущих небытия очей.

ТАТАРНИК

Два странника босых шли по дороге
В заоблачный какой­то монастырь,
Вполголоса беседуя о Боге.
Вокруг чернел истоптанный пустырь.

Поля сражений. Трупы. Пушки. Дроги.

Вороний грай. Хохочущий упырь.
Подкашивались старческие ноги.
Сочилась кровь. На пятке ныл волдырь.

– А что, товарищ, если Бога нет,

И наши все паломничества всуе? –
Сказал один. Другой – ему в ответ –

Ткнул посохом дорожным, указуя

Татарника колючий стойкий цвет:
«Смотри, какое пламенное аллилуйя!»

НОЯБРЬСКИЙ ПРЕЛЮД

Как хорошо на солнце в ноябре,
Когда все липы в ярком багреце!
Их сон, подобный красочной игре,
Не шелестит мне песен о конце.

Они проснутся снова в феврале

С улыбкой изумрудной на лице,
И зацветут на радужном ковре,
Задумавшись о трелящем скворце.

Проснусь и я под ними на скамье,

Застывший от мучительного сна:
Ведь я и липы – из одной семьи,

Мы все – лучи, и звезды и луна –

Пылинки только в грустном бытии,
Печаль Создателя на нас видна.

ГАДАНИЕ