«Столетья не сотрут...»: Русские классики и их читатели

В непростых отношениях Полонского с Некрасовым были и разрывы (вплоть до «объявления войны»), были и периоды сближения (с обращениями в письмах: «милейший друг Некрасов», «милейший поэт»). Почти всегда эти неровности касались сферы редакторства Некрасова, но мало меняли оценку одного поэта другим поэтом. «Я не изменюсь к Вам никогда как поклонник Вашего поэтического таланта» [270],— пишет Полонский 28 февраля 1874 года, а месяцем раньше, прочитав «глупейшую рецензию» Буренина на «Крестьянку», предлагает Некрасову напечатать пародию «на подобные рецензии»: «Очевидно, что действующие лица в драме г-на Шекспира изучали самого г. Шекспира, так сказать, воспитались на нем, ибо все говорят его стихами...(!) Это будет точь-в-точь буренинская фраза, упрекающая Вас за то, что Ваша «Крестьянка» говорит Вашими стихами! <...> Знаю, что брехня СПВедомостей нисколько не смущает Вас. Лично Вас она и не должна смущать, но так или иначе бороться с невежеством есть гражданский долг каждого писателя» [271]. Перед опасно­стью унижения поэзии забывались все разногласия с Некрасовым, и Полонский был с поэтом против толпы.

Бывают времена, когда поэзия отходит на второй план в сознании общества. Поэтам кажется, что их стихи никому не нужны; последняя надежда — что их услышит «хоть один пиит». И поэт слышит поэта — даже чуждого ему; слышит сквозь шум партийных споров и журнальных перебранок. Так слышал своих современников Некрасов, так слышали его Жемчужников, Полонский и Плещеев.

В сборнике «Снопы» (1871) Полонский поместил стихотворение «О нем» (более позднее заглавие — «О Н. А. Некрасове»):

<...> Перед дверями гроба он
Был бодр, невозмутим,— был тем, чем сотворен:
С своим поникнувшим челом
Над рифмой — он глядел бойцом, а не рабом,
И верил я ему тогда,
Как вещему певцу страданий и труда.
Теперь пускай кричит молва,
Что это были все слова — слова — слова —
Что он лишь тешился порой
Литературною игрою козырной,
Что с юных лет его грызет
То зависть жгучая, то ледяной расчет.
Пред запоздалою молвой,
Как вы, я не склонюсь послушной головой;
Ей нипочем сказать уму:
За то, что ты светил, иди скорей во тьму…
Молва и слава — два врага;
Молва мне не судья, и я ей не слуга.

Это стихотворение было не только мужественным поступком порядочного человека (оно появилось в ту пору, когда на Некрасова обрушились инсинуации Тургенева и клевета Антоновича с Жуковским); это еще и глубокое понимание личности поэта в связи с его стихами. Этим пониманием среди современников Некрасова мало кто был наделен.

В мае 1871 года журнал "Маляр" (небольшой по объему, весь он состоял из рисунков и подписей к ним) поместил карикатуру на Некрасова: поэт нарисован в халате, с сигарой, рядом — охотничья собака, на полу — книжка "Отечественных записок". Подпись— "Кому на Руси жить хорошо" [272].

Можно было бы не вспоминать картинку из забытого журнальчика столетней давности — но здесь перед нами важнейший литературный факт. "Маляр" представляет образ поэта, как он сложился, надо думать, не у одного лишь карикатуриста. Искренность Некрасова, подлинность его любви к народу обсуждалась в ту пору очень часто. М. Антонович в печально известных "Материалах для характеристики современной литературы" обвинял поэта в "лицемерном литературном краснобайстве, рассчитанном самым холодным прозаическим образом" [273]. Это был удар слева. Уже после смерти Некрасова Т. Толычева в "Русском вестнике" сочувственно процитирует знаменитого радикала и от себя добавит упрек в цинизме [274]. П. Павлов в "Гражданине" не услышит в некрасовских плачах "над разными Трофимами и Степанами" "ни малейшего, так сказать, сердечного участия" и даже поместит в статье своей эпиграмму, написанную "стихами плаксивого размера":

Кряхтит все и стонет Некрасов
Над бедной спиной мужичков…

[275]

Это — выпад справа.