«Столетья не сотрут...»: Русские классики и их читатели

В январе 1878 года Суворин напечатал свои воспоминания о Некрасове. "Он вырос в большого человека, — писал издатель "Нового времени", — настолько большого, что, говоря о нем, следует не руководствоваться теорией умолчания…" И Суворин приводит слова поэта: "Я поклялся не умереть на чердаке, я убивал в себе идеализм, я развивал в себе практическую сметку". Подобные признания Некрасова ничуть, по мысли мемуариста, не оскорбляют его памяти. "Мне кажется, что поэт и человек в Некрасове идут вместе и неразлучно, и он такой именно поэт, потому что был таким именно человеком, каким мы его знали. Некрасов-идеалист, Некрасов-мечтатель, Некрасов, сломленный судьбою, Некрасов, терпеливо выжидающий случая, ждущий у моря погоды, отличающийся всевозможными добродетелями, пылающий при всяком случае благородством и самоотвержением, такой Некрасов не был бы поэтом "мести и печали", не слышалось бы в его поэзии того, о чем он сам говорит, что в ней "кипит живая кровь"" [276]. Г. 3. Елисеев в "Отечественных записках" (лидеры журнала считали себя единственными правомочными наследниками покойного поэта) резко выступил против суворинских воспоминаний, усомнившись в их правдивости. Суть возникшей полемики состоит именно в различных образах поэта, создаваемых "Отечественными записками", с одной стороны, и Сувориным— с другой. "Есть разница, — пишет Елисеев, — между отношением интеллигентной публики к поэту-гражданину и к поэту чисто художественного пошиба.

В первом она видит не поэта только, но некоторым образом вождя своего, передового человека. Она не может изолировать здесь произведения поэта от лица" [277].

Елисеев последовательно спорит с теми, кто разрушает, по его мнению, образ "передового человека" в сознании публики. Для себя же он отметит некрасовские "сделки с совестью" и даже определит поэта словом "герой–раб", но лишь для себя — эти заметки Елисеева о Некрасове опубликует после смерти критика Н. К. Михайловский [278]. Воспоминания Михайловского появились в 1891 году — в них уже иной образ поэта, гораздо более сложный, чем в некрологических выступлениях "Отечественных записок" и примыкающей к ним биографии, составленной А. М. Скабичевским.

В "Русском вестнике" меньше чем через год после статьи Т. Толычевой напечатана рецензия на посмертное издание "Стихотворений Некрасова" в четырех томах. Рецензия — далеко не сочувственная, но в ней интересно признание: "Он изведал всю скорбь, которой дышали стихи его" [279]. Сильнее всего об искренности любви поэта к народу сказал в "Дневнике писателя" Достоевский: "Народ был настоящею внутреннею потребностью его не для одних стихов. В любви к нему он находил свое оправдание. Чувствами своими к народу он возвышал дух свой!" [280]. Нужно остановить цитирование— а жаль: ведь пункт спора важный и сталкиваются здесь точки зрения принципиальные. С Достоевским будет полемизировать в "Отечественных записках" Елисеев (ему не понравится мотив самооправдания Некрасова в любви к народу); важны противоречивые, на первый взгляд, суждения Н. Н. Страхова и всегда неожиданные замечания В. В. Розанова, жестко определенные формулы Михайловского и многословные апологии Скабичевского, желчная эпитафия И. С. Тургенева и благородные стихи о Некрасове Я. П. Полонского. А затем — ответы на анкету К. Чуковского, А. Блока и Д. Мережковского, М. Горького и Вяч. Иванова… Да и сами статьи и книги К. Чуковского, последовательно снимавшего "хрестоматийный глянец" любого рода с "близкого, понятного, дисгармонически-прекрасного лица" [281]человека и поэта…