«Столетья не сотрут...»: Русские классики и их читатели

Прожив целое лето в Пятигорске (в 1837–м!), он перечел на досуге множество романов, в том числе и "несколько Куперовых"; его неистовая кровь "кипела от негодования", когда он вникал "в стихии североамериканских обществ"! А вот стихий, бушевавших в непосредственной близости от чистеньких Минеральных Вод, не заметил, не внял, судя по письмам, ужасам обступившей его войны. И с книгой Е. Хамар–Дабанова Белинский знаком был (отрывок из "Проделок на Кавказе", главу "Закубанский карамзада", еще в 1842–м опубликовал Сенковский, в "Библиотеке для чтения"). Критик даже упомянул ее в обзоре новинок, но ничего, кроме того, что проза Е. П. Лачиновой "не лишена некоторого интереса", не обнаружил. А между тем речь шла о разбойнике Зассе, чьи проделки достигли столь крайней беспардонности, что вскоре (в том же 1842–м) "шайтан" был наконец отстранен от занимаемой им должности! Не исключено, кстати, что приведенная выше сцена — встреча Николаши Пустогородова с Грушницким — была еще и "дамской шпилькой", насмешкой над столичными штатскими умниками, которые по причине неосведомленности не догадались, насколько злободневны были Записки поручика Михаила Лермонтова о Кавказе! И не в "субстанциональном", а в самом прямом, грубо реальном социально-политическом смысле!

Это — во–первых. Во–вторых. "По воле рока" два взбаламутивших весь Петербург события наложились друг на друга — выход в свет "Героя нашего времени" и расследование дела о дуэли Лермонтова с де Барантом. Даже официальное сообщение о выходе романа (в "Северной пчеле" — от 5 мая 1840 г.) странным образом совместилось с высылкой автора из Петербурга!

Толки были самые разные; дуэль не одобряли даже родственники, раздраженные тем, что Мишель продолжает поступать "неразумно". Ничего, кроме глупого ребячества, не видел в дуэльной истории и Вяземский. Три года назад Лермонтов уезжал в южную ссылку триумфатором, в ореоле мученика и невинно пострадавшего. В мае 1840–го все было иначе; если суммировать, получается, что и друзья, и недруги сошлись: сам-де во всем виноват. Даже на знаменитом московском обеде, устроенном М. Погодиным в честь именин Гоголя, где присутствовал и Лермонтов, равнодействующая мнений склонялась не в его пользу. Тон задал Гоголь, проводивший свою задушевную мысль о том, что гений не имеет права вести себя, как обыкновенный человек, то есть подвергать драгоценную свою жизнь-как Пушкин, как Лермонтов — опасности.