Пока Соединенные Штаты оставались единственной в западном мире мощной экономической державой, эти фундаментальные недостатки можно было игнорировать. Первые десять лет после войны Европа срочно нуждалась в долларах для финансирования восстановления и приобретения американской и британской нефти для своего экономического подъема. В США также находилась значительная часть мирового золотого запаса. Но в начале 60-х годов многим стало ясно, что что-то изменится в фиксированных Бреттон-Вудских соглашениях, поскольку Европа начала развиваться опережающими США темпами.
Однако Вашингтон, находясь под растущим влиянием нью-йоркского банковского сообщества, отказывался играть по тем правилам, которые были согласованы союзниками в 1944 году. Банки Нью-Йорка начинали инвестировать за рубеж в новые источники высоких прибылей. Провал попыток Вашингтона под руководством Эйзенхауэра и его преемника — демократа Кеннеди прервать этот обширный отток жизненно важного инвестиционного капитала стал ядром проблемы, которая в 1960-х годах стала источником все ухудшающихся международных валютных кризисов.
Какой же международный банкир из Нью-Йорка захочет рекламировать тот факт, что он получает огромные доходы, отказываясь от инвестирования в будущее Америки? В соответствии с Докладом президента Конгрессу США в январе 1967 года, за период с 1962 года по 1965 год корпорации США получали в Западной Европе от 12 до 14 % годовых. Те же самые инвестиции в промышленность США приносили менее половины от этого!
Банки тихо лоббировали Вашингтон, чтобы продолжать свою игру. Они держали свои доллары в Европе, вместо того чтобы возвращать прибыли на родину и вкладывать их в развитие Америки. Так началось то, что позже стало известно как рынок евродолларов. Это был рак, угрожавший в 70-х годах разрушить всю мировую валютную систему.
Очевидно, было бы гораздо лучше для страны и фактически для всего остального мира, если бы Конгресс США и Белый Дом потребовали бы вместо этого от налоговой и кредитной политики направить эти миллиарды при справедливой норме прибыли в новые американские заводы и оборудование, передовые технологии, в транспортную инфраструктуру, модернизацию сгнившей железнодорожной системы и в развивающийся промышленный потенциал рынка стран третьего мира, еще незадействованный для экспорта американской промышленности. Возможно, это было бы более целесообразно для страны, но не для власти некоторых влиятельных нью-йоркских банков.
Если данная национальная экономика производит некий объем товаров на продажу на одной и той же технологической базе в течение, скажем, десяти лет и печатает двойной объем своей национальной валюты для того же объема продукции, относительно начала десятилетия, то «потребитель» замечает эффект значительного роста цен. Он в 1960 году платит два доллара за кусок хлеба, который стоил ему только один доллар в 1950 году. Но когда этот эффект оказался распределен по всей мировой экономике в силу господствующего положения доллара США, реальность этого раздувания могла быть замаскирована немного дольше. Результаты, однако, были не менее разрушительными.
В свои первые дни в офисе под руководством своих советников президент Линдон Байнс Джонсон, политик из крохотного техасского городка, не разбирающийся в международной политике, не говоря уже о денежно-кредитной, отменил принятое ранее решение Джона Кеннеди. Президента Джонсона подвели к мысли, что полномасштабная война в Юго-Восточной Азии поможет решить многие проблемы стагнации экономики США и покажет всему миру, что Америка все еще непоколебима.
После трагической войны во Вьетнаме написаны тома об ее причинах и мотивах. Но логически было ясно, что значительная группировка в американской оборонной промышленности и финансовых кругах Нью-Йорка приветствовали решение Вашингтона о войне, несмотря на абсурдные военные обоснования и противоречивую внутреннюю реакцию, поскольку военное строительство предлагало им политически обоснованный предлог оживить значительный перекос промышленности США в производство оборонной продукции. Все больше и больше в 1960-е годы сердце экономики США превращалось в своего рода военную экономику, где Холодная война против коммунистической опасности служила оправданием расходов в десятки миллиардов долларов. Военные расходы становились резервом для глобальных экономических интересов нью-йоркских финансовых и нефтяных кругов, еще одно эхо Британской империи XIX века, прикрытое в XX веке борьбой с коммунизмом.