Столетняя война

Настало утро. Французы увидели над длинным частоколом силуэты вражеской кавалерии, выстроенной в ряд. И Иоанн Добрый велел трубить к бою. Забились на ветру знамена и стяги. Наконец начнется конное сражение, настоящее сражение, по рыцарским правилам. Конечно, было немного странно, что в рядах англичан нет никакого движения, предвещающего начало боя. Но конница Ланкастера укрылась за изгородями, а французский король предпочел бы, чтобы она подставила себя под удар, перейдя в атаку. Идти одновременно на частокол и копья не хотелось.

Шли часы. Во французском лагере нарастало напряжение. Чего хотят эти всадники — копий двести, замерев неподвижной цепью, в то время как главные силы армии не видны за ними?

Во второй половине дне наступила неожиданная развязка. Двести всадников внезапно пришпорили коней и исчезли в бокаже. Иоанн Добрый послал гонцов, чтобы выяснить ситуацию. За частоколом никого не было.

Что случилось, французы узнают от крестьян. Еще в полночь англо-наваррцы ушли. Они оставили двести человек на лучших скакунах, чтобы до девятого часа французы ничего не предприняли. Теперь эти двести всадников скачут галопом к месту встречи, назначенному накануне вечером. Англичане идут на Шербур, а наваррцы, делая большие переходы, возвращаются по крепостям, которые уже удерживают в Нормандии. Против такого рассредоточения вражеских сил армия французского короля предпринять ничего не сможет.

У Иоанна Доброго была сильная армия, способная выиграть битву. Но у него не было возможностей прочесывать Нормандию в поисках рассеявшихся отрядов. Кто добрался до Конша, кто до Бретёя. Ланкастер теперь возвращался в Монтебур. Ноллис собирался осадить Домфрон.

В глубине души Иоанн Добрый, должно быть, считал себя победителем. Он предложил битву. Противник уклонился от нее. И король тут же попал в ловушку, которую ему расставили Ланкастер и Филипп Наваррский: двинулся осаждать Бретёй, одну из наваррских крепостей. Там, имея ограниченные средства для обороны, капитан Санчо Лопис — нормандцы его называли Сансон Лопен — сумел сковать до середины августа армию, стоившую французским податным людям круглую сумму.

Осада Бретёя стала красивой демонстрацией военного искусства. Поскольку времени хватало — в самом деле, кто думал о Гиени и Черном принце? — вновь почтили вниманием старинную технику осады при помощи башен, благодаря которой два с половиной века назад Готфрид Бульонский смог, воздев меч, прорваться в Иерусалим. Лестница — это эскалада поодиночке, а башня — массовый приступ.

Люди из оста установили и воздвигли большие орудия, каковые днем и ночью метали снаряды на крыши башен, нанося немалый ущерб. И велел король Франции великому множеству плотников выстроить штурмовую башню в три яруса высотой, каковую бы возили на колесах туда, куда требовалось. На каждый ярус вполне могло войти две сотни человек и всем пособить. И была она снабжена бойницами и обтянута кожей, дабы выдержать сильный обстрел. Иные называли ее «котом», другие же — осадным устройством.

В то время как ее сколачивали и ладили, окрестным крестьянам было велено принести и доставить дерево в великом множестве, и свалить его во рвы, и засыпать сверху соломой и накрыть тканью, дабы подвезти оное орудие на четырех колесах к стенам ради сражения с теми, кто пребывал за оными. И так добрый месяц заполняли рвы в том месте, где желали приступить к штурму и применить «кота».

Пока под Бретеём рубили и вязали ветки на радость будущему Фруассару, в поход выступил и Черный принц. Он без труда заново набрал лангедокскую армию, готовую к новым грабежам. Через Перигор и Лимузен он в середине августа достиг Берри. Он сжег предместья Буржа, не смог взять Иссудён, разорил Вьерзон, захватил Роморантен. Ситуация прояснилась, когда стало известно, что Ланкастер покинул свое убежище на Котантене и в сопровождении того же Филиппа Наваррского пытается соединиться в Турени с гиенской армией.

В Бретёе время тянулось медленно. К пятнадцатому августа все было готово к приступу. Ров был засыпан в предусмотренном месте, «кот» крепко сколочен и надежно обшит толстой кожей.