Столетняя война

Идите в открытое море со всеми кораблями. Если вы останетесь здесь, на стороне англичан будут ветер, солнце и прилив: они зажмут вас так, что вы ничего не сможете поделать.

Но Бегюше был упрям, а под началом Барбавера находилось всего три галеры. И французская эскадра осталась дрейфовать, свернув паруса и стоя борт к борту. Бегюше превратил флот в баррикаду.

Противники выжидали. Какой-то момент французам показалось, что враг колеблется, и они стали открыто смеяться над ним. На самом деле Эдуард III ждал прилива.

Незадолго до полудня английский флот начал продвигаться вперед, при попутном ветре, несомый приливом. Французы, зажатые на входе в Звин, морской залив, омывающий пристани Брюгге, не могли совершить никакого маневра. Впрочем, ни Кьере, ни Бегюше об этом не думали: верх глупости — они укрепили баррикаду, соединив цепями корабли, стоящие в три линии, от одного берега Звина до другого. Наконец — и этот просчет окажется самым тяжелым — они забыли, что берега населены фламандцами, а фламандцы не слишком жаловали французского короля. Лучше было бы держаться от них подальше.

Лишь четыре нефа, самых больших, стояли свободно перед баррикадой с целью вести бой. Их атаковало четыре английских нефа.

В начале абордажного боя преимущество получили французские арбалетчики, которым удалось запрыгнуть на борт английских кораблей. Впрочем, продержались они недолго: очень быстро выяснилось, что мощный арбалет, каким бы точным оружием он ни был, в ближнем бою совершенно бесполезен. Его надо натягивать и нацеливать. За то же время английские лучники выпускали по три стрелы, перебегая после каждого выстрела и ловко используя в качестве заграждений все, что обычно есть на палубе большого судна.

И часа не прошло, как положение французов стало безнадежным. Линии кораблей были захвачены одна за другой. Люди Кьере, будь они моряками или арбалетчиками, не имели иного выхода, кроме как драться ножом или топором, как пешие сержанты.

Но победа обошлась дорого, и англичане понесли тяжелые потери. Корабль, на котором ехали дамы из королевской свиты, пошел ко дну. Эдуард III был тяжело ранен, защищая с секирой в руке кормовую надстройку корабля «Томас», своего флагмана, от атаки, которой руководили лично Кьере и Бегюше. Ситуация опять-таки быстро изменилась — оба командира французской эскадры попали в плен.

Эдуард III был мстителен; жители Кале ощутят это на себе. Он велел повесить Бегюше на месте и, не дав Кьере спокойно умереть от ран, приказал отрубить ему голову, использовав борт корабля в качестве плахи.

В то время как англичане прорвали первую линию, фламандцы ударили французам в тыл. Можно предположить, что это было спонтанное движение, и ему особо способствовало недомыслие адмирала, прижавшего корабли к вражеским берегам.

Среди французов началась паника. К убитым добавились утопленники, чьи трупы усеяли обломки кораблей. Отдельные ловкачи сумеют пробраться на сушу и спастись бегством. Но участь тех, кого поймают фламандцы, будет незавидной.

Несколько кораблей смогло уйти — похоже, двадцать-тридцать из двухсот. В составе тех экипажей, которые спаслись, оказалось и будущее ядро дьеппской эскадры, которая под командованием Робера д'Удето, Барбаверы и шкипера Тартарена (настоящее имя — Робер Руссель) внесет эффективный вклад в осаду Нанта.

Хоть эти люди и выжили, англичане отныне установили свое господство на море. Их связям с Нидерландами, также как с Гиенью и Бретанью, больше никто не мешал. В атлантических водах судов Франции не будет тридцать лет.

Но если Слёйс и был победой, то, как выяснится в ближайшем будущем, бесплодной. Она лишь дала Эдуарду III возможность и дальше высаживать войска в попытках завоевать Францию. Она открыла дорогу, но окончательно еще ничто не было решено.

Тем же летом 1340 г. английская армия потеряла два месяца на осаде Турне, в то время как французам удавалось более или менее уверенно удерживать лилльскую область. Эдуард III хотел правильного сражения, Филипп VI такого желания не имел и держал дистанцию. Он был полностью заинтересован в том, чтобы во Франции воцарился страх перед английским вторжением: податные делались все покорней, в то время как на другом берегу Ла-Манша палата общин все активнее оспаривала налог, который вовсе не представлялся полезным. Это будет хорошо видно в следующем году, когда парламент устроит разнос Эдуарду III, в то время как Филипп VI сможет, не вызвав протестов, распространить по всей Франции систему соляной габели, очень выгодную для казны: монополия плюс налог.