Столетняя война

Политический кризис мало помешал экономическому подъему ланкастерской, а позже Йоркской Англии, зато, похоже, глубоко поразил сильную в прошлом систему управления монархией, систему, которой до сих пор кичилось островное королевство. Кризис возник с 1450 г., сразу после жакерии Кэда; тут же началась его кристаллизация вокруг одной династической и личностной проблемы. Он стал следствием давней ланкастерской узурпации, в ходе которой в 1399 г. Генрих IV поднялся на трон, не посчитавшись с правами Мортимера, которые теперь через брак перешли к могущественному дому Йорков. Пока династии сопутствовал успех, ее легитимность не ставилась под сомнение. Неудачи на континенте почти не пошатнули ее положения. Но личные ссоры и борьба за влияние подогрели амбиции и надежды ее врагов. Потомство Генриха IV почти все угасло. Кларенс, Бедфорд, Глостер умерли, не оставив потомства. Последняя надежда рода, Генрих VI, хоть и женат с 1444 г., все еще не имел наследников. Это юноша, отстававший в развитии, до крайности набожный, хрупкого здоровья, лишенный воли и, несомненно, интеллекта. Над его душой тяготело нездоровое наследие: в августе 1453 г. его рассудок помутился, как некогда у его деда Карла VI. Для этого жалкого суверена было характерно не буйное помешательство, а отупение, тихое оцепенение, длящееся долгие месяцы до возврата, всегда очень краткого, видимости просветления. А задолго до душевной болезни король полностью подпал под власть жены. Маргарита Анжуйская — иностранка, честолюбивая, деятельная, пылкая и ничего не понимавшая в английских делах. Воспитанная во Французском королевстве, где никто не противился власти монарха, она хотела править, не оглядываясь на совет баронов, на мнение парламента. Для нее Штаты королевства — как иногда называют английский парламент по аналогии с континентальным институтом — не более чем помеха ее власти, тогда как при умелом использовании он бы удесятерил ее силу. Будучи в душе француженкой, она выступала за мир, ничего не делала, чтобы отобрать у Валуа недавно потерянные провинции, и считала, что Форминьи и Кастильон окончательно завершили франко-английский спор. Это еще одна причина ее непопулярности: ведь все общество требовало мести за эти поражения, хотя и не было готово нести расходы на новую войну. Чем более изолированной чувствовала себя Маргарита, тем с большей страстью привязывалась она к партии, которая возвела ее на трон. Это клан Бофоров, партия мира, руководимая Сомерсетом, который был побежден при Кане, но стал коннетаблем и всемогущим советником. А разве Бофоры не метили выше? Разве эта незаконная, но узаконенная ветвь рода Ланкастеров не рассчитывала добиться отмены закона, преграждающего ей путь к трону? В таком случае, если бы Маргарита осталась бесплодной, Сомерсет мог бы домогаться своего назначения наследником престола. И уже может по меньшей мере просить должности правителя королевства, поскольку Генрих был поражен безумием.