Столетняя война

Преимущество Плантагенетов в денежных делах состояло в том, что они имели почти стабильные, хоть и сравнительно скудные ресурсы. Эдуард I добился от купцов согласия выплачивать пошлину, или кутюму, за экспорт шерсти и кож; его наследники продолжали взимать ее, не добиваясь нового соглашения. Когда у них попросили для проформы провести ее через парламент, тот разрешил ее взимать в течение нескольких лет. Повысить доходы позволил и институт, заслуга создания которого принадлежит советникам Эдуарда II, — «этап» (etape) шерсти. Король назначал либо один континентальный порт (иностранный этап), либо несколько английских (местный этап), и только через эти порты можно было вывозить шерсть за море. Драгоценное сырье помещали здесь на государственные склады, где выплачивали за него пошлину, прежде чем погрузить на суда или передать иностранным покупателям. К этим очень прибыльным косвенным налогам добавлялись субсидии, вотируемые общинами, — обычно налоги на движимое имущество в размере десятой части ее стоимости для городов и пятнадцатой части для сельской местности. Трудности с определением базы обложения, изворотливость податных людей, во все времена уклонявшихся от выплаты налогов, вели к тому, что эта статья давала лишь умеренные доходы. Но поскольку у парламента часто требовали этих субсидий, они приобрели известную регулярность; деньги выплачивались без особого ропота, поскольку избранные депутаты получали полномочия налагать такие обязательства на своих избирателей. Но все эти ресурсы вместе взятые, которых в мирное время было достаточно, не позволяли финансировать масштабных начинаний. Точно так же, как Валуа, Плантагенеты будут жить как и чем придется, их станут преследовать ростовщики и постоянные банкротства. Во всяком случае, к их чести можно сказать, что они не пристрастятся к гибельной порче монеты. Фунт стерлингов, более прочная валюта, чем турский или парижский ливр[31], очень быстро обгонит по стоимости французские монеты, обесценившись за век изнурительной войны не более чем на 20%.

Чтобы охарактеризовать вооруженные силы, которыми располагал король, хватит нескольких слов. Английская армия, как и французская, формировалась на базе феодального оста. Трудные походы в Уэльс и Шотландию при Эдуарде I закалили ее, но не настолько, чтобы сделать непобедимой: поражение при Бэннокберне, где шотландские копейщики, перейдя в атаку, разгромили английскую конницу, показывает, что рыцарская знать еще не отказалась от своей тактики многовековой давности. Весь ост целиком получал жалованье, чтобы он мог вести сравнительно долгие кампании. Контракты, заключаемые с капитанами и называемые endentures (оба их экземпляра пишутся на одном куске пергамента, который разрывается по зубчатой линии), позволяли в любой момент проверить наличный состав отряда и выплатить жалованье. Пехота, службу которой еще ценили очень мало, набиралась из западных горцев, прежде всего в Уэльсе; их отряды отличались большей сплоченностью, чем посредственное коммунальное ополчение, которым располагал король Франции. Наконец, в континентальных войнах Плантагенеты получили ощутимую поддержку гасконских контингентов, бойцов, горячих в сражении, а также имперских наемников, за очень высокую плату набираемых в Нидерландах. Оставалось найти возможность переправить за море войска, набранные в королевстве. Забота об этом возлагалась на двух адмиралов, адмирала Севера и адмирала Юга, каждый из которых отвечал за один сектор побережья; в мирное время оба — всего лишь судьи по морскому праву, но в случае войны они организовывали принудительный набор кораблей во всех торговых портах: ведь старинная корпорация Пяти портов на побережьях Кента и Суссекса (Дувр, Рай, Винчелси и т. д.) уже была недостаточно могущественна, чтобы, как во времена англо-нормандского королевства, предоставить все корабли, необходимые для перевозки экспедиционного корпуса, который, впрочем, редко превышал по численности десять тысяч человек.

Таким образом, Англия производит впечатление королевства, конечно, маленького, но единого, скромные силы которого, находясь под жестким управлением испытанных администраторов, полностью подчинены суверену. Но последнему приходилось принимать во внимание периодические и резкие всплески политических страстей, столь яростных, каких, может быть, не испытывала больше ни одна страна в Европе. С начала XIII и до конца XVII вв. история Англии наполнена грозными гражданскими войнами — где противники королевской власти выступали не столько против этой власти, сколько лично против суверена, — оставляющими после себя, от восшествия на престол Иоанна Безземельного[32] до падения Стюартов, кровавые следы и семена ненависти. Вступление на престол Эдуарда III в январе 1327 г. — не финальная точка, а только эпизод одной из этих ожесточенных схваток, почти целиком заполнивших двадцать лет царствования Эдуарда II. Описание, даже обзорное, этих событий не входит в наши намерения. Однако итог, нерадостный для островного королевства, привести нужно.