Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)

Современники были потрясены. Не было прецедента, чтобы король и его министры единолично начали крупную кампанию. Это выглядело как предвзятое решение, сознательный отказ от демонстрации обдуманности и консенсуса, которые всегда придавали легитимность таким решениям в прошлом. Герцог Беррийский придерживался своего собственного мнения и среди своих приближенных он не скрывал неодобрения. Герцог Бургундский, с которым даже не посоветовались, был в ярости. Он написал Бюро де Ла Ривьеру и другим видным министрам письмо с протестом. В какой-то степени Филиппом двигала более древняя концепция общественного порядка, при которой частная война между дворянами не рассматривалась как государственное дело. В конце концов, на коннетабля напали не во время исполнения им своих обязанностей, а по дороге домой после бала и хорошего ужина. Филипп рассматривал ссору между Клиссоном и Краоном как их личное дело, которое не должно касаться ни Бретани, ни Франции, ни других подданных короля. Его беспокоили более широкие политические последствия, о которых советники короля, похоже, совершенно не задумывались. Решение затеять войну с Иоанном IV в этот момент могло лишь подтолкнуть его в объятия англичан и разрушить перспективы заключения мира. Эти опасения имели под собой основания. Первое, что сделал Иоанн IV, узнав о решении Карла VI, — срочно отправил своих агентов в Англию с предложениями о новом военном союзе. Они прибыли с предложением сдать главные крепости герцогства в руки англичан и инструкциями нанять до 5.000 наемников. Ответ английского правительства не зафиксирован, но есть некоторые свидетельства того, что предложения герцога были серьезно рассмотрены министрами Ричарда II[1098].

Армия французского короля, численностью около 7.000 или 8.000 человек, собралась на берегу реки Сарта в конце июля 1392 года под стенами кафедрального города Ле-Ман. Она состояла преимущественно из контингентов знатных дворян. Несмотря на свои опасения, явились все королевские принцы, за исключением герцога Беррийского, друга и союзника Иоанна IV, который ухитрился сам себя отправить с дипломатической миссией в Авиньон. Брат короля Людовик, который накануне кампании стал герцогом Орлеанским, явился со значительным собственным войском. Государственные чиновники и придворная знать все прибыли со своими свитами. Провинции Нормандия, Анжу и Мэн предоставили значительные контингенты. Но большая часть остальной французской знати осталась в стороне. Франкоязычное дворянство восточной Бретани, традиционно лояльное короне, было призвано, но мало кто из них явился. В войсках, участвовавших в сборе, ощущалась явная тревога. Ходили слухи, что приближенные к королю дворяне денно и нощно требовали от него передумать. Единственным ответом Карла VI было решение отстраниться от толпы просителей и окружить себя министрами-мармузетами. Даже весть о том, что Пьер де Краон находится в Барселоне, а не в Бретани, не смогла поколебать его решимости. "Тот, кто советует мне остановиться, — заявил он, — советует мне против моей воли и не является моим другом"[1099].