Столетняя война. Том IV. Проклятые короли

В течение XIV и XV веков англичане свергли трех королей, которых считали неспособными к правлению, причем одного из них дважды. Однако французы никогда не думали о подобном, даже в самый критический период судьбы Карла VI. После трех столетий, в течение которых власть короны постепенно возрастала, Франция стала отождествлять себя с монархией больше, чем любое другое европейское общество. До тех пор, пока ее древние и разрозненные провинции не имели чувства общей идентичности, именно монархия сплачивала их. В той мере, в какой страна наслаждалась эффективным управлением, внутренним миром и безопасностью от врагов, она была обязана этим в основном монархии. Почти все национальные мифы и символы были сосредоточены вокруг монархии. В конце XIV века провансальский юрист Оноре Боне противопоставил сплоченность своей страны, разделенным обществам вокруг нее. Франция была "колонной христианства, благородства и добродетели, благополучия, богатства и веры", но, добавлял он, "прежде всего, у нее есть могущественный король". Королей Франции поддерживал внушительный корпус профессиональных советников, судей и администраторов. Но функционирование государства никогда не было полностью обезличенным. Оно по-прежнему в значительной степени зависело от личности монарха. Король был не только церемониальной фигурой, символом власти, источником правосудия, источником всей светской власти. Он был единственным авторитетом, который мог разрешить неизбежные политические разногласия между его советниками и министрами. Только он мог придать законность спорным решениям государства: заключению мира и войны, разрешению затянувшегося церковного раскола, распоряжениями в королевских владениях, наложению тальи или браку своих детей. Прежде всего, король был незаменимым арбитром в непрерывной борьбе за королевскую благосклонность и щедрость между принцами, высшими чиновниками и церковниками. Если король не мог сам выполнять эту функцию, она, скорее всего, была выведена из-под его контроля корыстными группировками, стремящимися удовлетворить свои собственные притязания и оттеснить конкурентов. Традиционная аналогия между государством и человеческим телом, которая уподобляла короля голове и разуму политического тела, была не просто привлекательной метафорой. Как Боне приписывал процветание Франции в 1390-х годах силе короны, так и следующее поколение моралистов будет винить ее слабость в социальной дезинтеграции и гражданской войне, которые они видели вокруг себя. "Все теперь развращено, все склоняется к злым делам, — пел Эсташ Дешан, поэт опустевшего двора и удрученной аристократии, — таковы симптомы упадка монархии"[20].

Упадок короны и рассредоточение власти среди дворянства и гражданских чиновников были очевидны любому, кто бродил среди дворов и садов отеля Сен-Поль. Дела короля по-прежнему велись там. Но толпы провинциальных чиновников, послов, просителей, торговцев, показуха и экстравагантность, музыка, смех и пиршества королевской молодости — все это исчезло. Сам Карл VI жил в окружении скудного двора, сопровождаемый постоянно уменьшающейся группой верных помощников и слуг. Один из них написал в 1406 году патетический, возможно, преувеличенный рассказ о короле, шаркающем без обуви по своим личным апартаментам, без одеяний для публичного ношения, без лошадей для выездов или даже без свечей для освещения своей спальни, над его манерами насмехаются, его власть игнорируют, им манипулируют его бывшие придворные. Знатные являлись к нему в поисках милостей при первых признаках выздоровления, сгоняя с дороги его верных слуг, а затем отворачивались от него, как только наступал рецидив болезни. Когда король был в отлучке, жадные, нуждающиеся и амбициозные искали возможности в других местах, в залах столичных княжеских особняков и приемных видных чиновников. За два десятилетия, последовавшие за началом болезни короля, ежедневные расходы герцога Беррийского выросли в три раза, а ежедневное потребление мяса значительно превысило потребление королевского двора. По словам домашнего биографа герцога Бурбонского, те, кто все еще заходил в отель Сен-Поль, не находили никого, кто мог бы их принять, и быстро уходили. "Пойдемте обедать в особняк герцога Бурбонского, — говорили они, — там нас наверняка ждет хороший прием"[21].