Столетний старец, или Два Беренгельда

— Что за человек! А какой взгляд! — воскликнул Бонапарт. — Ощутив на себе огненный взор старца, я содрогнулся — единственный раз в своей жизни!

Но последовавшие вскоре известные всем события заставили тех, кто был свидетелем сей странной истории, позабыть о ней; Беренгельд один вернулся во Францию, воины его полка погибли в песках Сирии и Египта.

Мы не станем вдаваться в подробности событий, случившихся во Франции и в Европе после возвращения Бонапарта из Египта и до начала войны в Испании, а только кратко расскажем о том, что непосредственно относится к нашему герою.

Всем известно, что Бонапарт особенно благоволил к воинам, последовавшим за ним в Египет. Беренгельд получил чин бригадного генерала, а затем генерала дивизионного. Когда же консул стал императором и создал империю, Беренгельд часто появлялся в качестве ее посланника при многих европейских дворах.

Именно в то время герой наш пребывал в расцвете своего могущества и известности; теперь он сам мог судить, какова жизнь сильных мира сего. По достижении новых высот, изобретенных человечеством, его охватывало отвращение, обычно посещавшее его тогда, когда он что-либо завершал; вот и теперь он обнаружил, что, находясь на верхней ступени лестницы, сооруженной человеческим честолюбием, сосредоточив в руках своих неслыханное могущество, осыпаемый всеми почестями, какие только можно пожелать, он остался тем же человеком, что и прежде: ничто не изменяло течения его жизни. Согласно его собственным наблюдениям, любой владыка ест, пьет и спит точно так же, как беднейший из его подданных, с той лишь разницей, что вино в хрустальном кубке первого нередко содержит яд, тогда как второй с удовольствием глотает сей напиток, зачерпывая его ладонью; когда первый равнодушно вкушает изысканную пищу с серебряных блюд, второй довольствуется грубой едой из старой глиняной тарелки; пуховая же перина первого порой бывает настолько жесткой, что он желает поскорей избавиться от нее, тогда как второй с наслаждением черпает из сокровищницы желаний, постоянно рисуемых его воображением, ибо оно одно ведает, чего у него нет и что он стремится создать или получить.

Беренгельд, с самого своего отъезда не имевший возможности повидать матушку и Марианину, заранее радовался, предвкушая их удивление, когда он приедет к ним обеим и продемонстрирует все свои регалии, награды и отличия.

Лошади мчались во весь опор, но он мысленно постоянно подгонял их, дабы как можно скорее приблизить долгожданный миг сладостного свидания: ведь ему предстояла встреча с нежнейшей из самых нежных матерей!.. В Г… его нагнал курьер, посланный префектом Верино; посланец сообщал, что госпожа Беренгельд только что скончалась и последние слова ее были обращены к Туллиусу. Она робко пеняла судьбе за то, что та не позволила ей еще раз увидеть своего мальчика, отчего смерть ее была исполнена глубочайшей печали. Марианина не отходила от изголовья матери своего возлюбленного, окружив госпожу Беренгельд заботами нежной и послушной дочери; в остальном же красавица не желала поступаться своей гордостью, а потому не написала генералу ни строчки.

Генерал упрекал себя за то, что не написал матери и не предупредил ее ни о приезде в Париж, ни о своем решении отправиться в Беренгельд. Пока он предавался неизбывной печали, его нагнал курьер, посланный вдогонку самим повелителем, и вручил депешу, безотлагательно призывающую его в столицу: монарх желал поручить ему командование одной из армий, отправлявшихся в Испанию.

Послание удивило Беренгельда, ибо ему было известно о похвальной привычке Бонапарта удалять от себя людей выдающихся и умных, всех тех, кто, будучи во всем достоин его, могли говорить с ним на равных. Нелицеприятные и честные советы этих людей нередко противоречили честолюбивым планам правителя. По этой причине генерал вот уже долгое время находился в опале. Однако Туллиус подчинился.

Опечаленный известием о смерти горячо любимой матушки, Беренгельд, испытывая отвращение ко всему, отправился в Испанию с мыслью погибнуть в одном из сражений и тем самым славно завершить существование, начавшее тяготить его.