Столетов

Прогрессивные деятели университета, лучшие профессора предприняли попытку убедить университетское начальство смягчить участь пострадавших. Деятельное участие в этих хлопотах принял и Александр Григорьевич Столетов. Но все попытки оказались безуспешными. Начальство наотрез отказалось смягчить меры наказания для студентов.

_{Титульный лист книги Столетова «Введение в акустику и оптику».}

Тогда великому князю Сергею Александровичу — московскому генерал-губернатору — была направлена петиция.

Эту петицию подписали 42 профессора, в числе которых были К. А. Тимирязев, А. Г. Столетов, В. В. Марковников.

Попечитель учебного округа, уже известный нам граф Капнист, с негодованием узнал об отправке петиции великому князю. Всем подписавшим петицию был объявлен выговор. Обрушившись против участников коллективного письма, раздосадованный Капнист особенно резкое обвинение предъявил Столетову, объявив его зачинщиком всей истории с подачей петиции. Столетов сделал подробный разбор всех обвинений, предъявленных попечителем участникам петиции. Этот разбор подписали все 42 профессора и направили его министру. Тем временем реакционные профессора стали распускать слухи, что Столетов не только зачинщик подачи петиции, но что он виновен и в подстрекательстве студентов к выступлению.

Вскоре же после этого в профессорском кабинете разыгралась возмутительнейшая сцена. Рассказ об этой сцене сохранил А. К. Тимирязев, слышавший о ней от своего отца. Один из наиболее реакционно настроенных профессоров — граф Л. А. Камаровский, рассказывая о своей последней беседе с министром просвещения, заявил: «Ну, господа, теперь все мы можем быть вполне спокойны, никаких студенческих беспорядков больше не будет. Министр мне сказал, что при первой же попытке вот этот молодчик, — при этом Камаровский кивнул в сторону Столетова, — вылетит вон из университета».

В такой обстановке приходилось жить великому физику. Этот сильный, чистый, милый человек был Гулливером, которого замучили подлые, злые лилипуты — связали, задергали, затиранили. Пигмеи могли торжествовать победу. Столетов начал сдавать. Быстро. На глазах.

В 56 лет он, выходец из рода, не случайно носившего фамилию Столетовых, становится больным стариком. Ночной кашель по целым зимам не оставляет его, мучает изнурительная бессонница. Временами беспокоят боли в верхней челюсти.

Что сразило Столетова? Страх за свою судьбу? Огорчение оттого, что не досталось места в Академии наук? Уязвленное тщеславие?

Все это надо сразу же исключить, отбросить. Физик Столетов был бесстрашен. Не менее Столетова-полководца. Испуг? Ну нет. Бояться людей — подумать такое даже смешно! Ему ли, встречавшемуся с великой природой, ее вечными законами, было бояться существ, подверженных инфлуэнце, ангинам, апоплексическим ударам! Бояться — много чести для боголеповской шатии, этих холуев с лицом, извечно обращенным к начальству, храбреющих только при высокой поддержке.

У Столетова не было и тщеславия. Его сразило другое — несправедливость, обида и горечь. Он увидел слишком много грязи, гадостей, подлости. И конечно, может быть даже больше, чем то, что делали враги, его поразило поведение людей, которых он считал друзьями. Иные из них отвернулись от Столетова. Преследуемому чиновниками от науки, Столетову пришлось еще увидеть и охлаждение к себе со стороны многих коллег, испугавшихся, как бы не поплатиться за дружбу со Столетовым.

Столетов становится мрачным, замкнутым, скупее становятся речи. И как всегда в трудное время, все чаще мысли о родном доме, о Владимире. Во Владимир, во Владимир… Там только перешагнуть порог, и быстро встанет со стула, уронит с колен французскую книжку и замрет, онемеет от радости, слова не сможет вымолвить от счастья старая женщина, вдова архитектора Филаретова, Варвара Григорьевна, Варенька, милая Бабетт — сестра, подруга детства.

Там наклонит к себе, троекратно поцелует, не вставая с кресла, больной старик Василий, старший брат, второй отец.

В Москве есть, конечно, Коля, Катя. Очень любят. Но любят взрослого, любят дядю, большого человека, профессора Столетова. А во Владимире он — Саша. Там всю ночь просидят до рассвета, прочитав в газете еще одну гадость о брате. Обижают Сашу нехорошие люди. Там-то знают, как легко ранить железного Столетова. А здесь его — сапогами в душу. Здесь же — холодные слова о его неуживчивости.

Варвара Григорьевна любила брата, как говорится, до безумия, даже до странности, как мне рассказывала ее племянница Елена Николаевна Смирнова-Невская (1880–1960). Варвара Григорьевна была даже против брака своих детей, не разрешала Кате выходить замуж, а Николаю жениться. Катя уже потом вышла замуж, втайне от матери, когда была в Крыму. Варвара Григорьевна говорила:

— Саша одинок, и вы будьте без семьи. Живите с ним. Будьте его детьми.