Читаем Столетов полностью

Хорошо очертил нравственный облик Столетова Н. Н. Шиллер., «Есть люди, — писал он, — которые обыкновенно квалифицируются эпитетами добрейших, славных, милейших, которые легко проходят свой жизненный путь, со всем мирясь и ко всему приспособляясь, которые к вопросам жизни относятся благодушно, запросто, по-домашнему, часто также и к требованиям долга. Такие люди имеют мало врагов, но не могут уживаться с цельными натурами того типа, к которому принадлежал покойный Столетов. В глазах таких людей было личным капризом то, что Столетов считал вопросами жизни или смерти своего нравственного «я». Стремление оставаться верным тому, что признавалось Столетовым за священную обязанность, принималось за упрямство; апелляция Столетова к чувству долга, как беспристрастному регулятору взаимных отношений, представлялась в свете личной придирчивости. Если Александр Григорьевич был требователен к другим, то только потому, что он был необычайно строг и к себе самому. Это трудно было понять тем, которые привыкли все находить прекрасным, лишь бы их ни к чему не неволили. А таких людей большинство, и Столетов был сломлен ими в неравной борьбе».

Высоко оценивали современники и то, что сделал Столетов за лабораторным столом.

«Исследование о функции намагничения мягкого железа» сразу завоевало для Александра Григорьевича почетную популярность среди иностранных ученых, — вспоминал Н. Н. Шиллер. — Профессор Роуланд, в Америке, предпринял по тому же плану исследование намагничения разных сортов стали и никеля; профессор Гельмгольц в разговоре со мною отзывался с большою похвалою о работе А. Г. Столетова и ссылался на нее, как на авторитет. И действительно, эта работа вполне заслуживала такого внимания: из нее мы в первый раз узнаем истинный ход намагничивания при изменяющихся в широких пределах намагничивающих силах; кроме того, по этой же работе мы учимся, как производить измерения в области электромагнетизма».

Современники Столетова успели увидеть, что. дали практике его теория намагничения железа и созданные им методы испытаний магнитных свойств этого металла № 1 электриков: после исследований Столетова электротехника быстро пошла вперед.

Выступая 14 ноября 1896 года на заседании, посвященном памяти Столетова, П. Н. Лебедев говорил, что на долю Столетова «выпало глубокое нравственное удовлетворение — его мысли с течением времени, изменяясь по форме, развивались все шире и шире, приобретая значение, о котором, может быть, он и не решался мечтать; так, его работы по намагничению нашли продолжение во всестороннем исследовании этих таинственных магнитных свойств для целей практики при построении динамо-машин».

Электрики были благодарны Столетову и за его труд по созданию международного языка электротехники — систем единиц для электрических измерений.

Современники имели возможность по достоинству оценить исследования Столетова по измерению коэффициента v — соотношения между электромагнитными и электростатическими единицами. Вот что сказал П. Н. Лебедев: «В его работе по определению критической скорости v сказывается стремление в точном измерении величины найти строгое экспериментальное доказательство указанной Максвеллом связи между электрическими и световыми явлениями».

С живым интересом ученые того времени встретили столетовские исследования фотоэффекта и электрических явлений в разряженных газах. Наиболее дальновидные из них разделяли мнение Столетова, считавшего эти вопросы очень важными.

Лебедев и Шиллер подробно цитируют высказывания Столетова, в которых он развивает свои взгляды на сущность фотоэффекта и говорит о том, что изучение фотоэлектрических явлений обещает помочь познанию процесса прохождения электричества через газы. Лебедев называет его мысли замечательными, а Шиллер говорит: «Эти слова Столетова будут со временем цитироваться как пророческие».

Продолжая свою речь, Лебедев сказал: «Открывая нам. этими последними словами причину той сложности, которая нас поражает при светящихся газовых разрядах, он указывает наиболее простой (с помощью гальванометра. — В. Б.) путь исследования их. В настоящее время, когда этот вопрос еще только начал разрабатываться, трудно предвидеть тот путь, по которому пойдут исследователи: но вряд ли кто из них оставит без внимания указанное замечание». Немного спустя Лебедев удовлетворенно добавил: «Его работы по актиноэлектричеству не были напрасными попытками: занимавшие его вопросы разрабатываются теперь с большей энергией, чем когда-либо». Все, что сказали о Столетове его современники, было правдой и было правильным. Но правда была неполной. Тщетно искать даже в самых сердечных и восторженных статьях о Столетове рядом с его именем эпитетов «великий», «гениальный». А он был и великим и гениальным — теперь-то мы знаем это.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза