Читаем Столетов полностью

Приходится изловчаться, придумывая иной раз хитрости, чтобы раздобыть какую-нибудь мизерную сумму для лаборатории.

Дело иногда доходит до анекдотов. Лаборатории позарез нужен токарный станок, без него механик как без рук. Столетов направляет правлению университета счет на 300 рублей для приобретения станка и различных инструментов. Счет возвращается неподписанным. Правление наотрез отказывается дать эту «колоссальную сумму», к тому же на такое «неподходящее», по его мнению, для физической лаборатории оборудование, как токарный станок. Но Столетов не отчаивается. Вместе со своим ассистентом он придумывает хитрый план убедить правление. Эти господа не понимают того, что им объясняют на русском языке, ну что же, попробуем объясниться на иностранном, он им милее и понятнее. Как по-немецки токарный станок?

— Drehbank? Хорошо!

Выждав некоторое время, Столетов сообщает правлению, что лаборатории нужна «точная дребанка», на приобретение которой он просит разрешения истратить 300 рублей. Александр Григорьевич пишет вместо слов «токарный станок» даже не «дребанк», а озорное, с оттенком пренебрежения «дребанка», и к тому же не какая-нибудь, а «точная». Отсылает счет в правление и ждет, почти уверенный, что клюнет на «точную дребанку», — он знает ключ к сердцу сидящих в этом учреждении. Счет возвращается подписанным. Токарный станок у лаборатории будет.

В конце 1889 года в жизнь ученого вторгается горе. Из Владимира приходит письмо сестры. Варя сообщает брату тяжелую весть: мать серьезно заболела.

Александр Григорьевич бросает все — лекции, заседания, учеников. С колотящимся сердцем он уже на следующий день входит под крышу родного дома. «Ну как, жива?» — спрашивает он с изменившимся лицом и узнает, что опоздал: мать умерла.

Смерть матери была жестоким ударом для Александра Григорьевича. Он был редким сыном. Мать для него, не имевшего ни жены, ни детей, была самым дорогим человеком. С тяжелым сердцем возвращается Столетов из Владимира. Но нельзя опускать руки, надо работать и работать — он так многим нужен.

В лаборатории появляются новые люди.

В конце того же 1889 года в Москву приезжает старый, еще с гейдельбергских времен, товарищ Столетова — термохимик Владимир Федорович Лугинин. Столетов с готовностью отдает Лугинину под лабораторию одну из комнат физической лаборатории. В лаборатории каждый квадратный метр ценится на вес золота. Но для Лугинина можно потесниться! Великий физик хорошо понимает значение термохимических работ Лугинина.

Совместно с Марковниковым, Тимирязевым и Соколовым Столетов подает заявление в ученый совет университета «об удостоении звания почетного доктора химии отставного поручика лейбгвардии конной артиллерии В. Ф. Лугинина» и добивается зачисления Лугинина в университет вначале приват-доцентом, а потом и профессором.

Из Страсбурга от Кундта приезжает молодой ученый Борис Борисович Голицын. Столетов привлекает и его к работе в своей лаборатории. Он достает специальные приборы для исследований Голицына, он уступает ему часть лекций на физико-математическом факультете.

Следом за Голицыным возвращается его товарищ по работе у Кундта — молодой физик Петр Николаевич Лебедев (1866–1912). Столетов и ему предоставляет возможность работать в своей лаборатории. «П. Н. Лебедев… весьма деятельный юноша», — Столетов делится с Михельсоном своим первым впечатлением от молодого физика. В этом блистательном красавце со сверкающими умными глазами, вечно переполненном новыми дерзкими мыслями, идеями, замыслами, Столетов предугадывает будущего замечательного ученого. Какую смелую цель поставил перед собой этот юноша! Измерить давление света! Ведь теория говорит, что свет, эти необыкновенно короткие электромагнитные волны, оказывает на освещенные тела давление очень малое.

Столетов обсуждает с Лебедевым все детали намеченных им исследований. Как продуман план Лебедева! Прежде чем приступить к основным опытам, исследователь хочет изучить на опыте давление, оказываемое звуковыми волнами, волнами в жидкости и волнами, рождаемыми электрическими вибраторами.

Столетов помогает Лебедеву достать оборудование для этих опытов, помогает ему постоянно советами. Лебедев становится самым любимым учеником Столетова. Отношение Столетова к Лебедеву носило поистине характер влюбленности. Да и как ему было не любить Лебедева, столь близкого ему стилем своего творчества и своим мировоззрением.

Опыты Лебедев ставил буквально с ювелирным изяществом. У него были поистине гениальные руки. Но так же, как и Столетов, Лебедев не ограничивался одними опытами. И для него научное исследование — это гармоническое сочетание опыта с теоретическим осмысливанием его результатов.

Взгляды Лебедева, рассматривавшего свою научную деятельность как службу родине, необычайно ценившего коллективизм в научной работе, были взглядами и самого Столетова.

Лебедев становится соратником Столетова не толь ко по университету. Молодой друг ученого принимает деятельное участие и в Обществе любителей естествознания и в Политехническом музее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза