Столичный доктор. Том IV

— Давление девяносто пять на шестьдесят, пульс сто двадцать, температура тридцать семь и ноль, частота дыханий двадцать четыре.

— То есть организм держится из последних сил перед гиповолемическим шоком. Группа крови?

— Вторая. Кровь нужной группы имеется, на всякий случай греем литр.

— Грейте два. С запасом. Место ранения?

— Левая подвздошная область.

— Приступим, помолясь, — скомандовал я и пробормотал неизменное «Не дай, господи, накосячить», повернувшись к иконе святого Пантелеймона.

Ну вот, чего и стоило ожидать: полный живот крови. В будущем на плазму можно было бы собрать... Но нет пока, используется только цельная. На выброс, значит, как и ранее.

Вычерпали восемьсот миллилитров, добрались до места кровотечения. Блин, верхняя мезентериальная артерия...

— Перевязываем, Евгений Александрович? — спросил Лебедев.

Вообще-то тактика такая сейчас считается методом выбора, но меня вдруг понесло:

— А тонкий кишечник вы после этого куда? Служитель в госпитальный отвал вывезет? А как ей жить потом? И что это за жизнь будет? Уж не лучше ли дать ей истечь кровью и не мучиться? Снимайте зажим, Никита Егорович, мы отвернемся.

— Да как же, нельзя так...

— Может, сосудистый шов? Не слышали про такое? Говорят, в фантастических романах пишут, что есть.

— Извините. Я сейчас.

Блин, с третьей попытки у Лебедева получился состоятельный шов. Резать концы артерии уже некуда было, чуть не внатяжку. Но я не вмешивался. Взрослые ребята, книжек начитались, а руками стараются побыстрее и попроще. Пускай покорячится, в следующий раз подумает, хороши ли простые решения.

— Вытрите лицо Никите Егоровичу, — велел я, когда Никита поднял голову. — Колпак и маску сменить, а то прямо вурдалак натуральный. И продолжаем. Ревизию кишечника за нас, похоже, делать никто не собирается.

***

Речь я написал. Лучше, конечно, без бумажки, но хотя бы тезисы надо. Вспомнить корифеев, всех учителей поименно назвать, про нынешних не забыть. Позвал потом Вику, заставил слушать с секундомером. Не очень девица Талль этому порадовалась, но меня это как-то мало волновало. Хорошо хоть, про свою тяжелую долю не начала рассказывать. Поняла, что меня такими сказками разжалобить трудно. Я ведь могу и к зеркалу послать, чтобы увидела истинную виновницу своих бед.

В итоге лег спать спокойно. И увидел редкую птаху — свою студенческую молодость. Но не эпохальное что-нибудь, а так, поездку в троллейбусе, девчонку в синем платье, с которой хотел заговорить, но традиционно для сновидения не мог добраться. Кто-то мешал, не пускал, но потом девушка исчезла и я с огорчением проснулся. И это снилось мне, и это снится мне, и это мне ещё когда-нибудь приснится... А как там дальше было в этом стихотворении? И не спросишь ни у кого, автор родится не скоро. Вот так и проживешь с невспомненными строчками.

Зато другое пришло на память, после чего, порывшись в письменном столе, выудил рецептурный бланк. И соорудил рецепт, в котором требовал от аптекаря взять березового дегтя с ксероформом по три грамма, да добавить касторочки до сотни, смешать и выдать на руки с пометкой «Для наружного применения».

Спустился вниз, зашел в стационар. Вчерашняя больная жива. Температурит слегка, но после такого — это норма. А остальное — пристойно. Молодцы мы. Сам себя хвалю.

Мелькнул в коридоре хмурый Винокуров. Увидев меня, пропал. Да и хрен с ним. Не завяжет — попрощаемся. У нас тут коллектив алкашей на поруки не берет. Не додумался пока никто.

Моровский после утренней пятиминутки сидел в кабинете и пил чай. Естественно, и мне предложил. Но я отказался. Перед длительными мероприятиями лучше ограничить и еду, и жидкость. А то в самый неподходящий момент захочется отлить, или еще чего похуже. И будешь мучиться, потому что отойти нельзя.

— Доброе утро, Вацлав Адамович. Послушайте, вот вам рецепт, пошлите кого-нибудь в аптеку, Ничего сложного. Испытайте на гнойных ранах, как пойдет.

— Сделаем, Евгений Александрович.

— Ну всё, я поехал.

— Спасибо за помощь на операции, Никита Егорович восхищался вашей техникой.

— Ерунду ваш Лебедев болтает. Ничего выдающегося. Кстати, сосудистый шов врачам подтянуть бы. Ленятся.

— Ни пуха ни пера с выступлением!

— Идите к черту

В коридоре встретил Антонова, который куда-то шел, не глядя по сторонам, а потому мне пришлось уворачиваться, чтобы не столкнуться.

— Послушай, Слава, а давай-ка быстро привел себя в порядок, поедешь со мной на торжественное мероприятие в МГУ и на последующий банкет, — вдруг решил я. — Десять минут тебе на сборы. Время пошло.

— Так а я там что?

— На людей посмотришь, себя покажешь. Всю работу всё равно не сделаешь.

Пора уже не только свое лицо светить по мероприятиям, а выдвигать вперед самых талантливых сотрудников. Пусть их тоже знает медицинская общественность.

В десять минут Славка не уложился, конечно. Внешний вид завлаба я забраковал. Рубашку, блин, будто корова жевала, а потом ее, скомканную, сверху немного утюгом пригладили. Отправил к специалистам, чтобы хоть чуточку на человека стал похож.