Столичный доктор. Том V

— Господин Баталов! Совершенно непозволительно отрывать стольких студентов от учебы в конце семестра! Половина студентов отсутствовать будет! Мыслимо ли такое?

Виктор Васильевич раздраженно вытер платком обширную лысину на голове, уселся за рабочий стол. Дело уже происходило в кабинете ректора, сплошь уставленного книжными шкафами. Пашутин приглашающе махнул рукой на стул для посетителей, продолжил:

— Я вас, Евгений Александрович, безмерно уважаю, вы, можно сказать, уже вписали себя в учебники по медицине. И не только наши, европейские тоже. Резекция по Баталову, реанимация по Баталову, даже освобождение от обструкции верхних дыхательных путей вашей фамилией названо. Но представьте, как будут лечить эти недоучки! — Пашутин махнул рукой в сторону аудитории, откуда мы пришли. — Это же отдельное кладбище надо открывать для каждого.

— Вы преувеличиваете, — мягко произнес я. — Всего два месяца!

— Да в приморскую губернию только ехать поездом месяц — туда и обратно.

Я пожал плечами:

— Да, страна у нас большая. А может стать еще больше, если не терять каждый год численность полгубернии!

— Это вы про сифилис?

— И про другие эпидемии. Поверьте, пастеровские станции станут нашими крепостями по всей стране.

Цветисто выдал, но ведь все верно по сути. Через станции можно будет продвигать лечение десятков заболеваний, лекарств и прививок от которых если еще нет, то рано или поздно появятся.

— А что касаемо выпадающих двух месяцев — просто продлите обучение на лето.

— А платить кто за это возьмется? Оклады преподавателей, реактивы, да и самокоштным студентам будет неловко…

— Они заработают по полторы тысячи рублей, — отрезал я. — Вот ваш каков оклад, как ректора?

— Восемьсот рублей, — Пашутин опять начал вытирать вспотевшую лысину. — Только я не ректор.

— Да какая разница, суть одна и та же. Потом, вы забываете, что я стал товарищем министра охраны общественного здоровья. Совет министров выделил нам небольшой бюджет, вполне можно как-то договориться о трансферах в пользу вашей академии.

Этот аргумент добил начальника.

— Хорошо, я окажу всё возможное содействие.

— С министерством лучше дружить, — протягивая руку, коварно произнес я. — Ведь с октября мы отвечаем за надзор в сфере медицинского образования!

Последнее слово осталось за мной.

* * *

Бесконечный бардак с ремонтом особняка подошел к концу. И это при наличии денег. Если бы мероприятие еще и растянулось во времени, то я бы, наверное, сдался. Не для меня такое. Особенно строители, двигающиеся, будто им постоянно преходится преодолевать сопротивление воздуха. Я же мечтал, чтобы как в кино — забегали, закопошились, смешно переставляя ноги в ускоренном воспроизведении — и нате, готово. В идеале — «Джонни, сделай мне монтаж».

Очень мне хотелось, чтобы на новоселье приехала Агнесс, писал ей письма и засыпал телеграммами. Но в ответ получал неизменное «нет». Мол, с нее довольно будет пережить свадьбу со всеми этими аристократами и просто богачами. Понимаю, сам бы так сделал. И даже осторожно узнавал, возможно ли устроить прием, но чтобы на нем отсутствовать. Выяснилось, что нельзя. Это как раз тот случай, когда просто деньгами не возьмут, еще и отгрызут кусочек бессмертной души. Новоселье? Изволь подать товар лицом.

И началось — составить список гостей, разослать приглашения, утвердить меню, нанять, чтоб их, музыкантов. И еще тысяча пунктов перечня, который я отдал на откуп Гюйгенсу и Семашко. А что, они в меру друг друга недолюбливают, значит, в сговор не вступят, и в итоге сделают, как следует. Так сказать в здоровой, конкурентной среде.

Николай Александрович, когда с безопасником познакомился, чуть в драку не полез. По крайней мере, зыркал исподлобья сурово, это у него хорошо получается. Юношеский максимализм лезет еще наружу через все физиологические отверстия. Зато Андрей Михайлович только улыбался. Скупо и не обидно, я бы даже сказал, дружелюбно.

Естественно, Семашко в особняке бывал уже неоднократно. Осуждал, конечно, но вслух не высказывал. Особенно ему «не нравился» аквариум, возле которого он чуть не час проторчал, когда впервые увидел. Да и потом интерес не утратил, особенно после прибытия из Германии разноцветных рыбок, скатов и прочих креветок размером с кулак. У него даже хватило ума потащиться к Старицкому, чтобы попытаться узнать, сколько стоит такое безумное разбазаривание денег. Но Виктор Павлович службу знал четко: есть всего один человек, перед которым он держит полный отчет. И фамилия этого парня вовсе не Семашко.

Следующий взбрык произошел, когда я предложил Николаю поселиться во флигеле. Там всё сделали довольно комфортным, чтобы и мне незазорно было переночевать, и моим гостям, приключись такие, тоже.

— Позвольте мне жить со слугами.

— И я тоже был с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был, — перефразировал я известные стихи на мужской лад. — За что же вы слуг так не любите, Николай?

— Как это? Я хочу быть среди них…