Столичный доктор. Том VI

Тут я пас. Когда начинают цитировать первоисточники — считай, дело — швах. Я с такой легкостью даже искать нужные места в малознакомых книгах не смогу, и играть по этим правилам — стратегия заведомо проигрышная. Свернул спор и попытался зайти с другой стороны: предложил священнику кофе и провел экскурсией по министерству. Но нет, не умаслил. Вот вроде формально он никто и звать его никак. Высказал мнение — спасибо, мы с вами свяжемся. А на самом деле — с Великими князьями общается тесно, половина Госсовета — тоже в друзьях-приятелях. Как такому откажешь? Потом в яхт-клубе все мозги чайной ложечкой вычерпают. Он и козни строить не будет — стоит только не пожаловаться даже, а сожаление смиренно высказать, и готово. Приходится улыбаться и кивать согласно.

— Можем, конечно, отчислить из академии, — я скривился, словно съел лимон. — Но врачей и так не хватает, а уж в армии... тем более. Разве не в Библии сказано про то, что надо прощать своих врагов?

— Своих! Личных. А эти покусились на святое!

Тут то я и понял — съехать с темы не получится. Придется залезать в это дерьмо с головой. Вдруг вспомнилась история из фильма «Джентльмены удачи», где профессор рассказывает Леонову про османские обычаи наказания преступников. Чан с дерьмом на повозке, палач с ятаганом... Пересказал ее Иоанну.

— Да, да! Именно это и нужно нашему отечеству! Иначе святотатцы все тут разрушат, осквернят...

Нет, не понял священник шутки. Жалко.

— Хорошо, я лично разберусь в этой истории. И накажу участников. Как Петр Первый — своей рукой.

— Пороть будете? — удивился Иоанн.

— У нас порка для студентов запрещена, — пожал плечами я. — Придумаю как.

На этом и расстались.

***

Начальник военно-медицинской академии Пашутин уже стал моим хорошим знакомым. Плотно общаться пришлось в последнее время, и впечатление оставил человека вменяемого и разумного. Должность у него такая. Можно, конечно, просто выступать по необходимым поводам, а работу на самотек пустить. А что, если дело налажено, то отсутствие начальника замечают намного позже, чем не пришедшую уборщицу. Все и так знают, что делать. Но Виктор Васильевич не такой. И административную работу тянет, и про научную не забывает. В конце концов, кто отец-основатель патологической физиологии?

За студентов он переживает. Помнит, как сам был молодым. И вообще, покажите мне студента-медика, который бы не фотографировался в анатомичке? Снимочки с распитием разных напитков, игрой в шахматы и нарды, песнями под гармошку и гитару можно найти в архивах многих профессоров и академиков. А у кого их нет, тот потерял. А тут надо и без пяти минут специалистов спасти, в обучение которых вложено время и силы, и с церковниками не поссориться.

— Может, временно исключить их? Допустим, на месяц. А я им устрою практику в условиях, приближенных к боевым.

— Это как? — удивился Пашутин. — Вроде сейчас время мирное.

— Да я их и в Петербурге загружу так, что не дай бог, на войну попадут, будут считать, что в санатории отдыхают. Мы разрабатываем операцию по установке бронхоблокатора туберкулезным больным. Вернее, одному пациенту, — я посмотрел на потолок. — Техника не ясна пока, грядут испытания. Сами понимаете: подбор больных, подготовка к операции, наблюдение, протоколирование, проведение секции при летальном исходе. И всё это в режиме круглосуточном. Самые нестойкие плакать начнут на второй день — сегодня ты отбираешь живого больного в чахоточной лечебнице, а уже завтра рассматриваешь его легкие под микроскопом.

— А самые стойкие когда сломаются? — тяжело вздохнул Виктор Васильевич.

— На третий. Когда надо ехать за новой партией. Массовость страданий — штука страшная, особенно когда ты пытаешься их преодолеть.

Тут принесли самовар. Вообще уже не понимаю, как можно без него разговоры вести? Это же целый ритуал: заварить, отпить в тот момент, когда уже не так горячо, закусить баранками со связки. Да, запах горелого веника присутствует. Но к нему быстро привыкаешь. За чашкой чая, дабы поднять настроение, рассказал Пашутину анекдот про дантистов. Мол, пока мы изо всех сил боремся за асептику и даже сделали ее признанным стандартом работы в хирургии, в зубоврачебном деле и слова такого не знают.

— А ведь это и мое упущение, — вдруг сказал Пашутин. — С подачи дорогого Фомы Игнатьевича Важинского меня в прошлом избрали почетным членом «Первого общества дантистов в России». Я теперь манкировать их собраниями не буду, пойду, разворошу это гнездо.

— Возьмите Семашко с собой. Попугает почтенную публику проверками и штрафами. Кстати, ваших «витязей» тоже привлеку. Они уже привычные к административной работе.

— Опять посылать их в губернии??

Ректор явно напрягся и я тут же поднял руки в защитном жесте:

— Нет, нет. Пока только по столице.

— Тогда я не против.

Вот и хорошо. Гора с плеч.

***