– Агнесс, любовь моя! – я позвал супругу, изложил ей проблему. – Найдите ему сиделку, а лучше медсестру. Обеспечить уход. Комнату пусть уберут и проветрят. Я… скоро буду. Экипаж забираю.
И поехал к военным, которые творят вместо меня лекарство, что разделит медицину на «до» и «после». Места знакомые, я тут много раз шороху наводил. Думаю, кое-кто уже начал надевать подгузники к моему приезду. Никого не бил даже, ни одного человека не посадил. Убеждаю по мере сил и возможностей. Я же не главный начальник, так – консультант. Пенициллин нам всем нужен, а эти не очень ответственные люди продолжают надеяться на помощь потусторонних сил. Мол, если не соблюдать установленные правила, то может и пронести. Пронесет, конечно, добежать не успеете. Ведь я, такой нехороший, не предупреждаю заранее, и нещадно штрафую. Систему поощрений я творчески развил, и теперь совершенно негуманно в передаче личных финансов участвует и руководитель провинившегося. По двойному тарифу.
Лаборатория занимается тем же, чем Антонов в одно лицо мучился. Рутинной и совершенно нетворческой деятельностью: немного изменить условия, произвести опыт. Та же петрушка с другими штаммами. Результат записать, повторить с несколько измененными условиями. Вколоть кроликам. И опять по кругу.
Нельзя сказать, что всё плохо – даже сумма штрафов неуклонно снижается, что меня радует несказанно. Оборудование нормальное завезли, до ума его почти довели, сотрудники уже не смотрят на всё это с немым вопросом в глазах «А что с этим делать?». Увы, пока стабильной культуры плесени как не было, так и нет. Вернее, не совпадают эффективность и долговечность. По отдельности есть, а вместе не срастается.
Заведующий лабораторией встретил меня как очень высокое начальство: изменил цвет лица на помидорный, и начал есть глазами, вытянувшись во фрунт. А ведь не по объявлению набрали, доктор медицины, специалист по плесеням, грамотный, исполнительный. Но раболепство это не вытравить просто так. Я уже даже бороться не пытаюсь. Взрослые люди, а все изображают персонажей рассказа Чехова про толстого и тонкого.
– Георгий Севастьянович, давайте быстренько доклад. Я тороплюсь.
Да, знаю, мне с нарочным еженедельно присылают. Но когда сюда приезжаю, всегда выслушиваю устную версию. Мало ли что могли пропустить, а на словах потом скажут. Да и поддерживать репутацию людоеда приходится.
Послушал, покивал с задумчивым видом. Резюме: мы на правильном пути, но когда финальная точка, сказать не можем. Как и ранее.
– Отмерьте-ка мне двадцать доз, – как можно безразличнее сказал я, предварительно задав пару-тройку вопросов по отчету.
– Э-э-э-э-э, – завис завлаб.
Согласно мной же утвержденному перечню правил и запретов, я пытаюсь грубейшим образом нарушить кучу приказов.
– Для клинических испытаний на добровольце, – добавил я.
– Но надо оформить подобаю…
– И вы мне предлагаете это сделать? – спросил я, вызвав еще большую интенсивность пунцового окраса лица завлаба. – Пришлете нарочного с бумагами. Протокол оформим потом, по результатам.
И через двадцать минут я уже ехал назад, а секрет государственной важности лежал рядом со мной в невзрачном пакетике из оберточной бумаги. Злоупотребляем служебным положением. Власть, как известно, развращает. А абсолютная власть… Но это я, слава богу, проверить не могу.
Нас вызвали к императору. В смысле, меня и Склифосовского. Точнее, наоборот. Но мое присутствие оговаривалось. Вызов привез специальный фельдъегерь, важный и серьезный. Видел его через открытую дверь кабинета. Нам предлагалось сделать это буквально на следующий день после получения. Самое странное – причина визита не указывалась. Прибыть, и всё тут.
– Может, погонят нас с этой службы? – выразил я робкую надежду. – Скажут «спасибо, братцы, отечество в ваших услугах более не нуждается», и отпустят?
– Для такого в дворец не зовут. Какой-нибудь лакей сообщил бы об отставке, – резонно заметил Николай Васильевич. – Так что скажите камердинеру, пусть ордена чистит получше.
Высочайшего приема мы ждали недолго. Минут двадцать, для императорской приемной почти мгновенно. Вместе с нами ожидали лейб-хирурги Гирш и Вельяминов. Считай, консилиум собрали. Ладно, мне не страшно и даже привычно. Хотя придворные медики молчали, равно как и мы. Не то место – императорская приемная, чтобы лясы точить.
Позвали, провели. Его Величество милостиво встал нам навстречу и удостоил демократичным рукопожатием. И даже позволил нам сидеть во время беседы. Наверное, в память о давнишнем случае со спиной министра. А остальным за компанию привилегия досталась.
– Господа, я пригласил вас обсудить здоровье нашего любимого брата, наследника-цесаревича. Георгий как-то сообщил, что князь говорил о некоей возможности лечения чахотки. Что вы можете сказать?