Столичный миф

Поднес ладонь с бриллиантом к лицу. Зрение меняется с возрастом, отчего-то теперь можно обходиться без очков; жаль, врачи говорят, что эта острота не надолго. Но камень нужно не только видеть — его нужно держать. Он ведь всегда прохладный, и его никак не согреть. Зеркалом глядишь себе в лицо. Камнем смотришь себе в душу. Некультурные, дикие люди одевают алмаз в золото. Зачем? Камень должен свободно катиться по руке — как же его увидишь иначе? Зачем ему клетка? Как с ним тогда играть? Менять этот кайф на яд завистливых взглядов — очень глупо; еще глупее, чем украшать себя для чужих людей. Хороший камень — он душу греет.

У Чингиза на яхте целый мешок камней. Они действовали на него вернее валидола.

— Хорошо. — Повеселевший Чингиз спрятал камешек в ватку и воткнул ее обратно в трубочку. — Станислав, Колдун у тебя хочет купить тачку. Ты продашь?

— Какую? «Вольво»? — Учуяв подвох, ответил обстоятельно: — Ну его… Не стал бы. Он же шизанутый.

— А ты, Петр Егорович?

— Мужик он правильный. — Петр Егорович помолчал. — Только с ним не сторгуешься.

— Вот. — Довольный Чингиз обвел их добрыми глазами. — Керосинщики сами с Колдуном не договорятся, даже если и очень хотят. Они же его просто не поймут. Здесь все дело в посреднике. На Москве всплыл посредник, которого Колдун терпит, а керосинщики уважают. Редкий посредник. Колдун под запретом, с керосинщиками у нас с осени взаимопонимание. Но если посредник вдруг от дел сбежит — на нас никто не обидится. Так?

Посредника Чингиз в расчет не брал.

Через полчаса Добрый День поднял трубку. Он выслушал несколько простых, в сущности, ничего не значащих фраз. Ответил утвердительно, потом завел машину и, проехав сто метров, высадил Колю на углу Садового кольца. Но на Кольцо он вылезать не стал, хоть и появилось у него такое желание — нечасто видишь эту улицу настолько свободной. Как всякая редкая возможность, в удовольствии ехать по любой полосе Кольца есть что-то само по себе привлекательное и соблазнительное. Но сегодня не с руки. Добрый День развернулся, снова поехал к дому Лехи. Там не остановился, только глянул на окно кухни и отправился дальше. Ему пришлось проехать два переулка против движения. Добрый День делал это крайне неохотно, но к его цели быстро подобраться иначе нельзя. Он остановился на бульваре рядом с трамвайной остановкой. Только встал, к машине сразу подошел мужик с собакой. Дернул заднюю дверь. Добрый День потянулся, снял стопор.

— Здравствуйте, Петр Егорович.

— Здорово. — Петр Егорович постучал по сиденью ладонью — пес запрыгнул, разлегся в длину. Не очень-то охотно он это делал: пыль. На заднем сиденье этой машины никто в жизни никогда не сидел. А Петр Егорович устроился впереди. Добрый День съехал с тротуара и медленно двинулся по бульвару вверх — в сторону Сретенки.

— После праздников Семеныч в Стокгольм летит. Ты — с ним. Для благопристойности. Я так думаю, месяца на два-три.

— Спасибо, Петр Егорович.

— Прикольная страна. Мы с Семенычем в том году ездили, зашли в ресторан покушать. Хорошо там, чистенько. А на стене портрет висит. Семеныч говорит, это Маркс. А я так решил — Энгельс. Борода, волосы — ну, точь-в-точь. Заспорили мы с ним. А потом оказалось — это ихний шеф-повар. Нам такие порции наложили, что мы съесть не смогли, так он вышел узнать, в чем дело. Думал, не понравилось.

Добрый День сделал вид, что удивился. Когда начальника с утра тянет на хохмы — дело к геморрою.

— Перед командировкой сдашь дела. Твой клиент исчезнет. Раз он тебя стряхнул с хвоста, еще раз стряхнет. Вот и все. И больше не появится. Все понятно?

— Да. — От Доброго Дня не требовалось согласия или несогласия. — Как с дополнительным бюджетом?

— Нет. Бюджет не превышай. Останови здесь. Да-да. Ну, бывай…

— До свидания, Петр Егорович.

Добрый День осторожно отпустил сцепление, проехал на первой скорости десять метров и остановился перед пустым перекрестком. Мимо под красный сигнал проскочил дед в белом «жигуленке». Добрый День терпеливо ждал. Он никогда не нарушал закон без нужды.

18

К утру Колдун преодолел окраины и вышел к центру. Маленький компас в его голове видел силовые линии и разворачивал его нос прямо по напряжению и не давал сбиться с пути. Конечно, окраины Колдуна интересовали, но времени у него было в обрез.

Что можно, вот так, с ходу, сказать о Москве? Столичная жизнь для многих россиян во многом более отдаленная и чуждая, чем жизнь на поверхности планеты Марс. Хотя каждый десятый россиянин живет в Москве. Слишком большими деньгами приколочен московский пейзаж. И эти деньги слишком хорошо видно, и слышно их запах. Но не только в фасадах здесь дело.