— Черкес?
— Он самый.
Лыков развернулся и решительным шагом направился к туземцу. Тот не сдвинулся с места.
— Ты чего тут торчишь, паскудник?
— Хочу и стою. Ты что, купил весь тротуар?
Питерец развернул наблюдателя и дал сильного пинка. Кавказец вскочил с руганью, полез было в карман, но не решился.
— Еще раз тут увижу — буду твоей башкой гвозди забивать. Брысь отсюда!
Расправившись с уголовным, Алексей Николаевич вернулся.
— Стану их отучать, — сообщил он свои намерения дворнику.
— Может, и нам тоже гонять?
— Нет, вам нельзя. Они подадут жалобу мировому, и вас засудят.
— А вас?
Лыков удивился:
— Какой дурак станет судиться с полковником полиции? Мне можно. А вы просто держите ушки на макушке. Они могут и средь бела дня полезть.
— Мы бдим, — уверил сыщика Иванов. — Кто-то один всегда на месте и при оружии.
Было два часа ночи, и питерец не стал тревожить Ядвигу Андреевну, ушел спать в свою комнату.
Утром он явился в городское полицейское управление и первым делом отбил клерную телеграмму[26] Азвестопуло. В ней он срочно вызывал помощника в Иркутск. Сергей должен был проникнуть в город тайно, под видом беглого. Легенда для такой роли была заготовлена еще в Петербурге: титулярный советник подделывался под одесского контрабандиста, бежавшего из Александровского централа.
С телеграфа питерец направился к Аулину.
— Бернард Яковлевич, а кто такой Бакрадзе?
— Георгий? Бандит. А что?
— Он арестовывался?
— Нет пока. Улик против него не сыскать, показаний никто не дает.
— То есть головорез спокойно ходит по улицам Иркутска, не прячась.
— А что я могу сделать? — раздраженно стал оправдываться начальник сыскного отделения. — Арестовать? На каком основании? Выслать из города? Тоже нужен повод. Следователь не выпишет распоряжение просто так.
— У вас столько народа сидит в тюрьме месяцами безо всяких формальностей, — напомнил Лыков. — Ну хоть бы припугнули наглеца: ходи да оглядывайся!
— Прокурорский надзор не даст, Алексей Николаевич. И потом — отчего вы заинтересовались этой личностью? Таких полсотни; чем он лучше других?
Лыков понизил голос:
— Я слышал, он в ссоре с Ононашвили. Правду говорят?
— Правду, — собеседник тоже перешел на шепот. — А… Вон вы что задумали… Хотите его завербовать?
— Хочу. Он же изнутри знает всю хевру Николая Соломоныча. Многое может рассказать.
— Мысль правильная. Я сам над ней думал, но отказался.
— Почему, Бернард Яковлевич?
— Да моих силенок на такое не хватит. Бакрадзе — крупная птица, он много лет был у Нико штатным палачом. Такое знает о бывшем хозяине, что хватит на смертный приговор. Сам весь в крови. Он потребует гарантий не от скромного начальника отделения в четырнадцатом классе, а как минимум от губернатора. Или даже выше.
— И что? Вы начните, а наверху вас поддержат.
— Вы так думаете? — Аулин даже вскочил со стула. — А по мне, будет ровно наоборот. Выкинут меня со службы за такие инициативы. А Жорке голову отрежут.
— Но как бандиты узнают?
Коллежский регистратор долго молча смотрел на коллежского советника, колебался, говорить или нет. Потом сделал официальное лицо:
— Разрешите обсудить вашу мысль с господином полицмейстером.
— Он же нас с вами первый и сдаст, — констатировал Лыков.
— Кому?
— Сами знаете кому. Ононашвили. Что, его векселя у Нико тоже имеются?
Аулин подошел к двери, прикрыл ее поплотнее и ответил спокойным голосом:
— Хорошо, что вам уже многое понятно. Я даже знаю, кто подсказал.
— Кто, по-вашему?
— Зенков. Угадал?
— Какой такой Зенков? — удивился питерец.
— Да будет вам. Константин Константинович, делопроизводитель особого делопроизводства канцелярии губернатора. А ему велели жандармы. Ну, так и было?
— Почти. Бернард Яковлевич, давайте не гадать, а сотрудничать. Втайне от вашего начальства, как ни грустно мне это говорить.
— Ага! Потом вы уедете в свой Петербург, а с меня тут шкуру спустят.
— Если по-умному, аккуратно, то проскочите до пенсии.
— Это как: по-умному? — саркастически уточнил начальник сыскного отделения. — Мы с вами будем встречаться на явочных квартирах, а переписываться шифрованными посланиями? Бойчевский быстро догадается, что я помогаю вам в обход его.
— Но вы и должны мне помогать. Вас к этому прямо обязывает приказ генерал-майора Курлова. И открытый лист за подписью Столыпина. А не будете, так я пожалуюсь нашему общему начальнику. И вас с полицмейстером обоих турнут. Так и скажите Василию Адриановичу: давай, мол, хотя бы делать вид, будто содействуем Лыкову. А то мы лишь скулим, что Нико — неприкасаемый, улик нет, показаний на него никто не дает. И ничего не предпринимаем. Дурак, и тот заподозрит, что мы у «иван иваныча» на довольствии.
— Давайте попробуем, — нехотя согласился Аулин. — Пожалуй, я выйду с ним на разговор. В том духе, как вы сейчас сказали. Будто бы надо прикинуться, помочь в каких-то пустяках, не выдавая главного. И тем получу, так сказать, законность наших с вами отношений. Годится?