Столица на костях

Любопытно, что современные петербуржцы (как и петербуржцы XIX века) очень мало замкнуты на город. Фактически все они духовно живут не только в Петербурге, но и во всей России (а недавно жили во всем Советском Союзе). То есть у каждого человека и каждой семьи есть свои любимые места отдыха, свои города, где живут близкие или дальние родственники, свои привычные маршруты… Но в целом, если брать весь петербургский субэтнос — то вряд ли найдется в России хоть одна область или хоть один город, который не освоен петербуржцами.

То же самое можно сказать и о Европе. Петербуржцы духовно живут в Европе не меньше, чем в Петербурге. То есть, имея дело с одним отдельно взятым петербуржцем, вы можете столкнуться с яростным врагом Франции — то ли по убеждениям, то ли по туристским впечатлениям. Этот человек вполне может сказать, что Берлин — его любимый город, и носить подтяжки цветов германского флага. Но тут же, за соседним столиком того же учреждения, сидит человек, который без ума от Франции и от французов, а как раз от одних только звуков немецкой речи его тошнит. В результате трудно найти европейскую страну, которую не знают и не любят в Петербурге — при том, что отдельные петербуржцы очень и очень избирательны.

Все это само по себе умножает число идей и смыслов, представленных в Петербурге. Словно толпа разноязыких разнокультурных призраков незримо пронизывает город, да еще и призраков разных регионов России.

Время и обстоятельства создания любой сущности накладывают неизгладимый отпечаток на всю историю этой сущности. Петербуржцы и сегодня живут темпами XIX века. Они не торопятся. Наверное, петербургская интеллигенция — самая неспешная и неторопливая. Огромное число умных и талантливых людей, много прекрасных идей… Которые или вообще не осуществляются, или осуществляются на 20 %, и за пять лет делается то, что можно было бы за один.

В частности, и потому многие петербуржцы уезжают в Москву или за рубеж. Ругаются, не хотят — но уезжают. В Москве быстрее темп жизни. В Британии и Германии легче реализовать задуманное. К тому же в Москве намного меньше отходов работы месторазвития. А ведь отходы злобны и завистливы, они прилагают все усилия, чтобы никто не реализовался.

Тут возможно два варианта:

1. Через 10–15 лет накопится критическая масса, и Петербург опять рванет, вырвется вперед как интеллектуальный лидер России.

2. Из-за постоянного оттока этой «критической массы» Петербург еще долго будет местом, где интеллект России рождается, выращивается, но не реализуется.

Заключение Грядущий город

Необходимо всерьез интересоваться тем, что будет после твоей смерти.

Б. Рассел

Но все это — про то, какую роль может сыграть Петербург. Сам город при этом не изменяется; и в роли «русского Гонконга», и в роли столицы «Руси Петербургской», и в роли центра Северо-Запада единой России остается одно и то же городское урочище.

Одна из любимых страшилок современного петербуржца: Петербургу, оказывается, пришел конец. Лучше всего у Городницкого:

Десятки различных примет
Приносят тревожные вести:
Дворцы и каналы на месте,
А прежнего города нет.

Но что такое — этот «конец Петербурга»? Имеется в виду исчезновение того, задуманного двести лет назад, духа города. Что дает уверенность, будто «дух города» оставался неизменным первые двести лет существования Петербурга. Бог весть.

Речь ведь совершенно не идет о замене одних зданий другими или об изменении планировки города. Просто вот живут сейчас не так, как было тридцать лет назад, и живут, следовательно, неправильно, и вообще вода стала какая-то не мокрая, женщины некрасивыми, а воздухом так прямо и дышать невозможно.

Конец петербургского периода

Впрочем, легко было бы жить на свете, если бы «конец Петербурга» был только блажью «людей вчерашнего дня» или стариковским брюзжанием. Конечно же, все это тоже есть: и бурчание людей, не способных ни замечать, ни признавать перемен; скрипение не самых умных стариков, в дни молодости которых и солнце-то светило более ярко, и несравненно более «правильно».

Но факт остается фактом: город исторической эпохи пережил «свою» эпоху — ту, в которой он был воздвигнут, гигантским памятником которой остается по сей день. Пережив несколько экстремумов (1918–1922; 1941–1944), город пережил и несколько исторических эпох. В каждую из этих эпох он — оставаясь прежним во всех деталях — воспринимался по-разному.

Все советское время прошло под знаком памяти о прошлом. Петербург оставался памятником эпохе, а в какой-то мере — себе самому. Помню Петербург 1960-х, могилы русских царей в Петропавловской крепости. Не было одинаковых белых надгробий, как сейчас. Были разные по стилю плиты с еле различимыми буквами. Комендантское кладбище заросло бурьяном; помню поджатые губы бабушки; ее бормотание. Что шептали поджатые губы: молитвы? Проклятия? Ругань? Уже не у кого спрашивать.