Столица Российской империи. История Санкт-Петербурга второй половины XVIII века

В ряду забав двора нередко бывали и святочные игры. Вот как описывает такие игры в день Рождества 1765 г. очевидец:

«Сперва, взявшись за ленту, все в круг стали, некоторые ходили в кругу и других по рукам били. Как эта игра кончилась, стали опять все в круг, без ленты, уже по двое, один за другого гоняли третьего. После сего золото хоронили: «3аплетися, плетень» пели; по-русски плясали; польский, менуэты и контрдансы танцевали. Императрица во всех этих играх сама быть изволила и по-русски плясала вместе с Н. И. Паниным. Великий князь тоже очень много танцевал; во время этих увеселений вышли из внутренних государыниных покоев семь дам: это были в женском платье граф Г. Г. Орлов, граф А. С. Строганов, граф Н. А. Головин. П. Б. Пассек, шталмейстер Л. А. Нарышкин, камер-юнкеры: М. Е. Баскаков, князь А. М. Белосельский. На всех были кофты, юбки, чепчики; князь Белосельский был проще всех одет: он представлял гувернантку или маму и смотрел за прочими дамами. Ряженых посадили за круглый стол, поставили закуски, подносили пунш, и потом все плясали и шалили».

На больших собраниях Эрмитажа, которые начинались в седьмом часу и кончались в девять, императрица первая танцевала менуэт, но обычно открывал их великий князь «польским танцем» с одной из старейших придворных дам.

По словам иностранцев, в такие дни вся Дворцовая площадь была запружена каретами и другими экипажами; толпы народа тоже многочисленными группами собирались поглядеть на прибывающих шестерней вельмож. Полиция исполняла свою обязанность при помощи палочных ударов, раздаваемых налево и направо. На лестницах от толпы слуг доступ в покои делался почти невозможным. Глухой шум и говор в покоях стоял неумолкаемый, и только стихал он тогда, когда появлялась императрица, с уходом же ее опять все снова приходило в беспорядок и комнаты снова оглашались гулом громкого разговора на разных языках. В екатерининское время пышность двора и разнообразие роскошных костюмов разных иностранцев приводила в изумление. Впечатлял блеск драгоценных камней и воинственный вид покрытых орденами мундиров.

***

Осип Мандельштам

Дворцовая площадь

Императорский виссон

И моторов колесницы, —

В черном омуте столицы

Столпник-ангел вознесен.

В темной арке, как пловцы,

Исчезают пешеходы,

И на площади, как воды,

Глухо плещутся торцы.

Только там, где твердь светла,

Черно-желтый лоскут злится

Словно в воздухе струится

Желчь двуглавого орла.

1915

***

Во время балов играл придворный оркестр под управлением капельмейстера Галуппи. На малых собраниях играл на скрипке Диц, на виолончели Дельфини, на арфе Кардон, на фортепиано Ванжура. На эрмитажных собраниях Екатерина всегда являлась в русском платье; ее примеру следовали и все приглашенные дамы. Здесь уже господствовал русский язык. Каждый гость занимался чем ему угодно было. Кто играл в жмурки, кто в «билетцы», кто ворожил, гадал, играл в веревочку, кто читал стихи и т. д. Любимой игрой была литературная. Но как только Екатерина замечала, что гости начинали писать колкости, тотчас брала перо и зачеркивала написанное. Всякое стеснение, всякая церемония были изгнаны из общества; особенно запрещено было государыней вставать со стула перед нею, и тот, кто не исполнял этого, нес штраф по червонцу в пользу бедных или выучивал шесть стихов из «Телемахиды». Рассказывают, что Нарышкин чаще других подвергался этому наказанию. Читал же он стихи Тредиаковского с таким пафосом, что вызывал всеобщий неудержимый смех. Вельможи со способностями выделывать различные гримасы и изменять свою физиономию особенно ценились на этих вечерах и получали в шутку разные военные чины. Так, барон Ванжура вместе с кожей спускал до бровей свои волосы и как парик передвигал их направо и налево; за это качество он получил там звание капитана. Сама государыня тоже умела спускать правое ухо к шее и опять поднимать его вверх; за эту способность она числилась только поручиком. Безбородко превосходно представлял картавого.