Столица Российской империи. История Санкт-Петербурга второй половины XVIII века

Императрица стреляла отлично, почти без промаха, и нередко убивала пулей птиц в лет. Об охотничьих ее подвигах иногда сообщалось в «Ведомостях»; так, в 1740 г. напечатано следующее известие: «С 10-го июня по 26-е августа ее величество, для особливого своего удовольствия, как парфорс-яхтою, так и собственноручно, следующих зверей и птиц застрелить изволила: 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабана, 1 волка, 374 зайца, 68 диких уток и 16 больших морских птиц». Кроме охоты, летом Анна Иоанновна развлекалась ужением рыбы, катаньем на шлюпках, из которых была составлена небольшая флотилия с 24 матросами под командою флотского офицера, или катанием по парку «в качалках» ─ маленьких колясочках, запряженных малорослыми лошадками.

Обычные дни, когда не было при дворе приемов, императрица любила проводить в комнатах любимца Бирона или у себя в спальне, среди шутов и приживалок. Надев капот из турецкой материи небесно-голубого или зеленого цвета, предпочитаемого ею другим, и повязав по-мещански голову красным платком, она вышивала с женой Бирона, с которой была очень дружна, в пяльцах или играла с ее детьми в мяч, волан, пускала им змей, забавлялась их шалостями и выходками, часто грубыми и дерзкими, но всегда проходившими безнаказанно для этих испорченных баловней. Шутов и приживалок разного рода состояло при императрице множество. Среди них были карлы, карлицы, татарчата, калмычата, калмычки, персиянки, арабки, монахини, разные старухи, называвшиеся сидельницами, и т. п. Иные из них носили особые прозвища, указывающие на их физические недостатки или особенности, например: Мать Безножка, Дарья Долгая, Акулина Лобанова, Девушка Дворянка, Екатерина Кокша, Баба Материна и проч. Все они были обязаны болтать без умолку, и Анна Иоанновна просиживала целые часы, слушая их болтовню и смотря на их кривлянья. Личностей, обладавших завидным для многих даром говорить не уставая всякий вздор, разыскивали по всей России и немедленно препровождали ко двору.

В государственном архиве сохранилось несколько собственноручных писем Анны Иоанновны, доказывающих ее заботу о пополнении своего интимного штата разными болтуньями и дурами. Так, например, императрица писала в Москву: «У вдовы Загряжской, Авдотьи Ивановны, живет одна княжна Вяземская, девка; и ты ее сыщи и отправь сюда, только, чтобы она не испужалась, то объяви ей, что я беру ее из милости, и в дороге вели ее беречь, а я ее беру для своей забавы, как сказывают, что она много говорит». В другой раз она писала в Переславль: «Поищи в Переславле из бедных дворянских девок или из посадских, которая бы похожа была на Татьяну Новокщенову, а она, как мы чаем, что уже скоро умрет, то чтобы годны были ей на перемену; ты знаешь наш нрав, что мы таких жалуем, которые бы были лет по сорока и так же б говорливы, как та, Новокщенова, или как были княжны Настасья и Анисья Мещерские».

До нас дошел любопытный рассказ жены управляющего дворцовым селом Дединовым Настасьи Шестаковой о том, как в июне 1738 г. она провела день во дворце у императрицы. Рассказ этот так ярко и вместе с тем безыскусственно рисует домашний быт Анны Иоанновны, что мы приводим его целиком:

«Божиею милостью и заступлением пресвятыя Богородицы и повелением ее императорского величества приведена была во дворец летний, и привели меня в дежурную к Андрею Ивановичу Ушакову, а его превосходительство велел меня проводить через сад в покои, где живет княгиня Аграфена Александровна Щербатая, и как шла садом, стоял лакей на дороге и спросил: «Не вы ли Филатовна?». И я о себе сказала: «Я». И взял меня лакей и довел меня до крыльца перед почивальню и привел к княгине. Княгиня пошла и доложила обо мне, и изволили ее императорское величество прислать Анну Федоровну Юшкову: «Не скучно ли тебе, Филатовна, посиди» — и посадила со мною от скуки говорить Анну Федоровну Волкову, полковницу. А как пришло время обедать, посадили за стол с княгинею Голицыною, с полковницею Анною Васильевною, с Марьею Михайловною Возницыною, с камор-юнфорою Матреною Ефстифьевною, с Маргаритою Федоровною, с матерью Александрою Григорьевною, а иных и не упомню.

А как пришел час вечерни, изволила ее величество прислать Анну Федоровну Юшкову: «Ночуй-де у меня, Филатовна!». И я сказала: «Воля ее императорского величества». А как изволила откушать ввечеру и изволила раздеться, то меня княгиня привела в почивальную пред ее величество и изволила меня к ручке пожаловать и тешилась: взяла меня за плечо так крепко, что с телом захватила, ажно больно мне было. И изволила привесть меня к окну и изволила мне глядеть в глаза, сказала: «Стара очень, никак была Филатовна — только пожелтела». И я сказала: «Уже, матушка, запустила себя: прежде пачкавалась белилами, брови марала, румянилась». И ее величество изволила говорить: «Румяниться не надобно, а брови марай». И много тешилась и изволила про свое величество спросить: «Стара я стала, Филатовна?». И я сказала: