Какие мы чувствительные. Уже и собак стесняемся. Молчун прерывисто всхрапнул. Ольга задумалась. Я бы не стал этого делать на ее месте. В тот самый день, когда Молчун начнет притворяться спящим, чтобы посмотреть, чем занимаются мужчина с женщиной, он превратится из собаки в человека.
– Но жизнь продолжается, нет, милая? – горячо зашептал я. – Пусть не у всех, но у нас с тобой точно. Мы не имеем права лишать себя маленьких житейских радостей.
– Правильно, – фыркнуло мое собрание противоречий, – сегодня будем жить счастливо, а завтра умрем в один день. А еще, дорогой, – она мелодраматично вздохнула, – сама огорчилась, теперь и тебя огорчу.
– У нас долги по квартплате? – ужаснулся я.
– Нет. Просто наступают дни, когда белое и обтягивающее лучше не носить…
Тьфу ты, черт. Я обреченно вздохнул и сменил объятия на дружеские. Невыносимо захотелось обратно на остров – к сытой и спокойной жизни, к любимым игрушкам, к изобретательным скандалам этой дамы и хулиганским выходкам Кузьмы. Почему мы так поздно начали ценить эту жизнь?
Я очнулся, когда мерклый свет просочился в подземелье. Как хотелось, чтобы солнце мазнуло по глазам… Удивительно, что нас за эту ночь не съели крысы. Эти «мелкие» грызуны в наше время перерастают кошек, обзаводятся интеллектом, отвратительным норовом и вряд ли будут церемониться даже в присутствии собаки. Заворочалась женщина, которую я всю ночь сжимал в дружеских объятиях. Она страдальчески разлепляла глаза, наполняла их жалким смыслом. Заразительно зевнула, повернула ко мне опухшую мордашку.
– Привет, – сказал я.
– Привет, – согласилась Ольга. – Целую ночь не виделись…
– Да, как безжалостно время, – ухмыльнулся я.
Она задумалась, потом со страхом стала ощупывать свое лицо, а когда обнаружила, что я злобно хихикаю, изобразила графически, что думает по этому поводу…
– Ну, и воняет от тебя…
– Знаешь, родная, не хочу, конечно, сказать ничего плохого, но и ты сегодня не чайная роза… Эй, вставай рабочий народ, – я пихнул уютно свернувшегося под боком Молчуна. Пес недовольно заворчал, закрылся лапой – дескать, пошли вы все, дайте понежиться.
– Не могу поверить, что мы в колодце, – прошептала Ольга. – Что мы здесь делаем? Я еще вчера должна была полить свои всходы – они же зачахнут…
– Ничего страшного, – уверил я, – урожай – будет. Сколько посадила, столько и выкопаем.
– Ты жестокий, – вздохнула Ольга, – ты не даешь мне выразиться хоть в чем-то. Согласись, будет смешно, если я начну заниматься вышивкой, или, скажем, увлекусь составлением оригами или выращиванием этих… как их… бансаев. Может, позавтракаем?
Нам одновременно пришла в голову одна и та же шокирующая мысль. Мы с ужасом уставились друг на друга. Даже Молчун оторвал лапу от любимой морды и с интересом на нас воззрился – дескать, прозрели. Я вскинул руку с часами, которые шли, невзирая ни на что, и вскоре должны были отметить свое четырнадцатилетие. Восемь часов утра! А эти парни собирались выступить с рассветом! Урча от злости, я растолкал свою сонную компанию и устремился наружу. Начинался новый день в мертвом мире. Тусклый сиреневый свет разливался по замшелым руинам. В отдельных местах они уже заросли неприхотливой травой, топорщились чахлые кустики, не требующие солнечного света. В соседней ямке валялись обглоданные кости. Город казался вымершим – он и был, черт возьми, вымершим! Мне стало плохо. Я прошипел в дыру, чтобы молчали в тряпочку, и, извиваясь, пополз через дорогу по лабиринтам «бытового» и строительного мусора. Бетонный «форпост» у входа в ирландский ресторан издевательски помалкивал. Я включил на полную все чувства, привлек интуицию – и понял, что в ресторане ни одного посетителя, нас банально обули! Надо меньше спать! Расточая в пространство уместные выражения – отнюдь не цитаты поэтов Серебряного века – я полз дальше, чтобы убедиться наверняка. Злодеи не оставили даже завалящей засады. Просто снялись и ушли. В изувеченном ресторане – среди груд обветшалых столов, стульев, барных стоек – остались следы их пребывания: пустые банки от мясных консервов, стреляные гильзы (в потолок на радостях палили, когда я там немного пошумел), хорошо ощутимый запах мочи. Костер не разводили – стойко сносили холод и сквозняки. Сплюнув с досады, я подался обратно.
– Нам обоим кажется, что нас отымели? – уныло поинтересовалась Ольга, изучив мою вытянутую физиономию.
– Собираемся, – буркнул я, – мы знаем, куда они пошли. Во всяком случае, надеемся, что знаем.
– Но мы их не догоним, – ужаснулась Ольга. – Тащиться через весь город – тридцать верст, в роли корма для животных, а всё из-за того, что кто-то долго спит?
– Ну, разведись со мной, – вскипел я. – Найди себе другого – пунктуального и ответственного. Вон их сколько. И вообще, бери пример с Молчуна – все понимает, но молчит.