Столкновение

— Странно, правда? Столько лет Вашингтон поддерживает Пиночета и вдруг, на тебе, такой крутой поворот. Только странности тут никакой нет. Маневр это. Ловкий маневр. Цель очевидна — умерить всеобщее недовольство.

— Убрать генерала, скомпрометированного жестокостями, чтобы спасти его дело… Вернее, их, американцев дело. Как говорится, «уйти, чтобы остаться», — тоном полувопроса-полуутверждения заметил итальянец.

— Именно так, — подтвердил чилиец. — Обо всем этом и о многом другом идет речь в книге… вы знаете, в какой, — добавил он.

Они еще поговорили о Чили — о крепости сопротивления, о нестабильности режима. Затем сдвинули головы над столом, вполголоса, почти шепотом стали что-то обсуждать.

Вино стояло нетронутым. Лишь через четверть часа, перед тем как проститься, они одновременно подняли свои стаканы — словно произнесли про себя какой-то очень важный для них обоих тост.

Лейтенант вернулся в отель за полночь. Шмыгнул мимо задремавшей коридорной. На секунду остановился у двери номера Кольао, прислушался — тихо: или спит, или еще не заявился с обхода злачных мест.

Из своего номера лейтенант позвонил в аэропорт, узнал что самолет на Падую уходит в восемь утра и что билет можно взять завтра, перед самым отлетом.

Попросил телефонистку отеля разбудить его в половине шестого.

Ровно в шесть утра Фуэнтеальба постучал в номер к Элио Кольао.

Сержант, позеленевший от ночных развлечений, ругнулся, открывая дверь. Ругнулся крепко, по-казарменному. От него несло перегаром.

— Через два часа я улетаю в Падую, — сообщил лейтенант.

— Как? Через два часа?

— Не падайте в обморок, мой друг. Через два часа или через двенадцать — какая разница? Не забудьте: сегодня в одиннадцать вас ждет… Ну, вы помните, кто вас ждет, не так ли?

Сержант мотнул нечесаной головой. Он помнил, конечно, о предстоящей встрече с «парагвайцем» у входа в собор Святого Петра.

— Вот и чудесно, — сказал лейтенант. — Тогда до встречи в Падуе.

Падуя встретила Мануэля холодным дождем, отбивавшим охоту знакомиться с достопримечательностями города. С достопримечательностями? Разве у лейтенанта было на это время? Похоже, что да. Во всяком случае, в самолете он с интересом завзятого любителя старины изучал путеводитель, отчеркивая места, в которых рассказывалось о достославном прошлом Падуи и ее окрестностей.

На следующий день слегка распогодилось: дождь перестал, но влажный ветер шастал меж домами, и небо обложными тучами придавливало город.

Четвертого и пятого октября Фуэнтеальба, как заправский турист, с утра до ночи был на ногах. Ходил по городским улицам, осматривал окрестности. Он побывал в ботаническом саду, где некогда у Гете возник замысел «Метаморфозы растений», посетил рабочий кабинет Петрарки в падуанском пригороде Аркве, съездил в Теоло и Лувильяно — селения, которые на протяжении многих веков оспаривают честь считаться родиной Тита Ливия. («Кстати, Паскуаль Валенсуэла, — вспомнилось лейтенанту, — собирался читать лекции на литературном факультете, носящем имя этого знаменитого римского историка».)

Шестого октября Фуэнтеальба проснулся рано. За окном над изломанной линией крыш кровоточила заря. Неспокойно было Мануэлю. Потому и не спалось.

Спустился в холл. Уселся в кресло с газетой в руках. Он ждал телеграмму из Рима, от Кольао. Они уговаривались, что сержант сообщит номер рейса самолета, которым прибудет в Падую. Телеграммы не дождался, зато имел удовольствие переговорить с «сеньором Элио Домингесом».

— Сеньор Мануэль Родригес. Вас к телефону, — голос портье, усиленный репродуктором, мерно, четко и громко прозвучал в холле.

Фуэнтеальба поднялся так резко, что вспугнул какую-то рыбешку в аквариуме у кресла.

Подошел к телефону, что на стойке портье. Сквозь шипение, потрескивание глухо донеслось:

— Это вы, Мануэль?.. Случилась неприятность. Большая неприятность… По дороге в аэропорт наш… торговый партнер исчез.

— Как это — исчез?

— Да вот так и исчез! — вдруг заорал Кольао. — Исчез, я вам говорю! — И добавил потише: — Приезжайте. Жду вас.

— Вылетаю первым же самолетом, — сказал Фуэнтеальба.

Уже совсем развиднелось, когда, взяв такси, Мануэль отправился в аэропорт. Ветер, отпихнув тучи в сторону, открыл дорогу солнечному свету. Вспыхнули отраженным светом купола базилики Антония Падуанского. Весело звонили колокола.

За несколько часов до этого в Риме Паскуаль Валенсуэла выходил из дома, чтобы тоже ехать в аэропорт. Во всяком случае, Кольао и Камарго думали, что он едет в аэропорт. Их машина стояла за несколько домов от пансиона, где квартировал Валенсуэла.

В одной руке журналист держал саквояж, в другой — черный «атташе-кейс» (на солнце блеснула металлическая окантовка чемоданчика). Кольао, кивнув на плоский чемоданчик, усмехнулся, довольный:

— Вон она, вонючая книжонка этого писателя.

Ансельмо Камарго вместо ответа ногтем большого пальца постучал по своим прокуренным неровным зубам — была у него такая не очень-то приятная привычка.

Валенсуэла, выйдя из подъезда, направился к ожидавшей его машине — серебристому «мерседесу».