Столкновение с бабочкой

Здесь бы самое время проснуться, кончить кошмар и заняться утренними делами: прочесть молитвы, поцеловать в лоб уже взрослого Алексея, попить кофию с императрицей, наслаждаясь утренними докладами о росте народонаселения. Сколько нас? Уже под двести миллионов? Недурственно. Будет и триста. И пятьсот будет, если Бог этого захочет. А как же иначе? Если дети родятся, то, значит, есть, на что жить. С таким количеством народа мы без труда освоим Сибирь, богатствами которой будет прирастать русская земля. Кто это сказал, Ломоносов? Но в его времена это казалось сказкой. Сейчас же, при взлете народонаселения, Сибирь покорится, и Дальний Восток обустроится. Правда, преступников тогда некуда будет ссылать. А мы их ссылать не будем. Создадим трудовые армии. Граф Аракчеев тут кстати со своими поселениями, и идеи умницы Троцкого пригодятся: хоть и еврей, а туго знает свое дело. Но мы теперь евреев любим. Точнее, делаем вид, что любим. А от деланья вида до настоящего чувства – один шаг. Трудовые армии, но не для всего населения, а лишь для преступников и на крайне ограниченный срок. Да-с. Из какой ямы мы выбрались, господа! Из какой глубоченной, как ненависть, ямы!..

Но он подписал отречение. А сон никак не кончался. Вместо финала кошмара началась цепь катастроф, которая промелькнула в его спящем сознании и потрясла, как землетрясение.

Михаил отказался от короны. Думал десять часов на квартире князя Путятина на Миллионной улице, и все же отказался. Военачальники, кто настаивал на отречении Николая Александровича, кончили свои жизни странным и трагическим образом. Самый без-обидный из них, адмирал Колчак, был казнен сибирскими партизанами через три года. Вице-адмирала Нелепина растерзали пьяные матросы по прошествии нескольких дней после отречения в голубом вагоне. Командующего Северным фронтом Рузского казнили в Ессентуках. Генерал Эверт был убит солдатами в конце 1917 года. Великий князь Николай Николаевич, что надел красный бант на себя даже раньше революционеров, умер в изгнании в Париже. Начальник штаба генерал Алексеев скончался в 1918 году в донских степях. Долее всех протянул отчаянный Брусилов, аж семь лет после трагического марта он сотрудничал с новой небывалой властью, которая, как энцефалитный клещ, впилась в тело России, отравляя и переплавляя клетки в новую небывалую историческую общность.

Я хочу проснуться, Господи!.. Дай мне силы проснуться!.. Но сон продолжался.

Он подписал свое отречение, думая, что хотя бы внешние признаки подобострастия сохранятся в его ближайшем окружении. Но здесь его ждал еще один удар – прислуга начала избегать его. Офицеры отводили глаза и курили папиросы в его присутствии. Адъютанты усмехались и перешептывались. Некоторые из них были пьяны.

Он поехал в Могилев, в Ставку, чтобы прощаться с войсками. На платформе его никто не встретил. Он сошел на пути, которые продувались ледяным ветром, и некоторое время беседовал со своим адъютантом о превратностях судьбы. Ему даже показалось, что кругом трусость, предательство и измена. Прощание с войсками не состоялось. Прочувствованный им текст письма не был зачитан солдатам, хотя там и содержалась просьба и полном повиновении властям. Тогда же бывший император узнал, что лишен внешней свободы и фактически арестован.

Его привезли в Царское Село к семье. Императрица оказалась в нервическом припадке и не верила, что Ники мог отречься и что у России более нет царя. Он не разубеждал ее и ни на чем не настаивал. Роскошный Александровский дворец казался тесной тюрьмой. Он слонялся по его просторным коридорам вместе с Алекс и плакал. Пока решался вопрос о прислуге и о том, какое имущество оставить в собственности гражданина Романова, слуги разбежались кто куда. Самые прыткие ушли за границу, других добили в пределах благословенной Родины. Она несла в себе заразу, эта часть сбежавшей прислуги, заразу монархизма, и люди, начинающие терять человеческий облик, давили ее, как мерзкую гадину. Наконец Временное правительство разрешило оставить ему в ус-лужение сто пятьдесят человек. Но этих сто пятьдесят человек набрали с величайшим трудом; таких верных, как доктор Боткин, оказалось крайне мало. Единственным, чем он себя развлекал, была колка дров. Пилить и колоть он любил с юности. Физические упражнения на свежем воздухе… что может быть лучше? Только пилить и колоть, чтобы прогнать тоску. Колоть и пилить…