Столкновение

В теплых предосенних дождях, моросивших с ночи, хватал корзину, уходил к опушкам с поникшими, спутанными овсами, слипшимися колокольчиками, в молодые сосняки, переполненные блестящей влагой. На круглой поляне среди ровного шороха, опадавшего из серых небес, вдруг увидел шевеление земли. Множество на глазах растущих грибов, их глянцевитые мокрые головы, разрывающие почву. Вся земля была живая, двигалась, плодоносила, открывала свои глазницы. Было страшно ступать. Кругом была жизнь. И он стоял, прижимая корзину, окруженный этой безгласной, мощно прибывающей жизнью. Испытывал страх и восторг.

В вечернем парке, примыкавшем к старой усадьбе, вышел к пруду, к кувшинкам, к темной воде. И вдруг ослеп, задохнулся. Женщина стояла в пруду, белая, большая, подняв высоко локти, встряхивала мокрыми волосами. От ее колен бежали круглые волны, разносили ее отражение, ее белизну. И он, почти теряя сознание, пропитанный этим белым свечением, не в силах ее рассмотреть, повернулся и пошел прочь. За парком, из поля, все оглядывался на высокие купы. Там среди просторных берез, в центре парка, в круглой темной воде стояло это белое диво. Бежало, достигало берега серебристое отражение.

…Их нагоняла вторая, спускавшаяся с перевала «нитка». Колонна афганских трейлеров и тяжелых, зачехленных брезентом грузовиков. «Форды», «мерседесы», «вольво» ровно катили, соблюдая интервалы, блестя бамперами и литыми стеклами. Комбат пропускал машины, чувствовал после каждой плотный шлепок ветра. Он полагал, что эта колонна с генеральным грузом пройдет безболезненно. Разве что нарвется на малую засаду, угодит под автоматную очередь и винтовочный выстрел снайпера. Основные силы душманов не станут себя обнаруживать. Будут ждать колонны с горючим. Но и тогда, когда потянутся «наливники», противник будет открывать себя по частям, на отдельных отрезках дороги. Ущелье станет вспыхивать огненным пунктиром трасс. По мере нанесения ответных ударов минометами душманы будут покидать позиции, отходить по тропам в глубь гор. Оставшиеся на других участках, укрытые пыльной кошмой, незаметные для вертолетов, будут ждать цистерн с горючим. Вот на это майор и рассчитывал. После первых раскрывших себя засад останутся «молчащие» зоны. По ним, по «молчащим», по вершинам и скатам ударит его батарея, накроет притаившихся «духов».

Они подъезжали к роте Сергеева. Пост был сложен из каменных булыг. У самой трассы, рядом с кишлаком, походил на горную саклю, примостившуюся на крохотной плоской площадке между рекой и дорогой.

Часовой в глубокой каске, в засаленном бронежилете отворил ворота, впустил «бэтээр». И уже подбегал длинноногий ротный, одергивал на себе маскодежду, докладывал командиру:

— Товарищ майор, за истекшие сутки обстановка в районе поста оставалась нормальной. В кишлаке замечено закрытие дуканов. Среди личного состава больных и раненых нет. Командир роты старший лейтенант Сергеев!

Ротный докладывал чеканно, точно. Его красивое, с маленькими молодцеватыми усиками лицо было свежим, чистым. Но глаза, большие и серые, смотрели на комбата тревожно. Неделю назад ротный, едва заступивший на должность, угодил в перестрелку. Только чудом не случилось несчастья, не было жертв. Удрученный, униженный, Сергеев после боя докладывал командиру, ожидая обвинений в трусости, готовый принять любую кару. Комбат не корил его. Выслушал молча. Оставил его наедине со своей мукой и слабостью. Ждал, чтобы эта мука и слабость вошли в сочетание с природными, отпущенными человеку силами. И либо взяли верх над этими силами, одолели и разрушили человека, либо сами отступили и канули под воздействием человеческой воли и этики. Так становились здесь офицерами, становились воинами. Так менялась здесь личность. Утрачивала непрочные, подверженные разрушению свойства. Строилась из сверхпрочных, заложенных в глубине материалов.

— Когда закрылись дуканы? — Майор смотрел на кишлак, коричнево-серый, под стать горе, из которой был создан. Похожий на груду обожженных в костре черепков с легчайшим нанесенным орнаментом. Курились дымки. На плоских крышах стояли люди. Женщина, развевая чадру, несла на голове кувшин. Бегали и резвились дети. Кишлак был живой, населенный. Но несколько нижних, у самой дороги дуканов были закрыты. Даже издали виднелись дверные засовы, тяжелые литые замки.

— Вчера приходил дуканщик. Сказал, что три дня дуканы будут закрыты. Сказал, что пришли душманы. Три дня будут нападать на колонны.