Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность

Вашингтон заботился о безопасности эмиров и шейхов, которые правили государствами-марионетками в Персидском заливе, но особенно его тревожила «стабильность» саудовской монархии. Единственным легитимным правом, которое имели эти правители, было согласие Вашингтона на их правление. Кстати, один из героев произведения «Города соли» задает вопрос, который имеет прямое отношение к ситуации и ответ на который известен всем: «А эмир? Был ли он их эмиром, чтобы защищать их, или он был эмир американцев?»

Именно потому, что все они вместе и каждый в отдельности были эмирами Америки, они начали еще больше бояться, что население их стран подхватит «иранскую заразу». Они знали, что, если дух неповиновения овладеет сердцами людей, их режимы могут пасть и им не помогут ни американцы, ни сектантство, делящее ислам на шиизм и суннизм, которое они грубо эксплуатировали, чтобы разделять и властвовать. Если Вашингтон оказался не в состоянии спасти могучего шаха, как он сможет спасти их?

Именно эти напуганные люди и начали соблазняюще вертеть своими тугими кошельками перед носом жадного правителя из Багдада. Они льстили Саддаму Хусейну и осыпали его золотом. Хор льстецов, которым дирижировала происходящая из правящей семьи Кувейта поэтесса Суад ас-Сабах, пел Саддаму хвалу, сочиняя в его честь оды и прославляя его как «меч Ирака». Его умоляли сокрушить теократический режим в Иране, ему напоминали, будто он нуждался в напоминаниях, что шииты составляют в Ираке большинство, что Кербела, самый святой из святых городов, несколько веков назад был полит кровью замученного Хусейна. Если бы иранцы взяли Бахрейн и Кувейт, это вызвало бы восстание в Ираке и создало бы угрозу Эр-Рияду.

Лидер иракской партии «Баас» сочувствовал, но энтузиазмом не загорался. Его интересовал только один вопрос. Чего хочет Белый дом? Только после того, как его без обиняков заверили, что Вашингтон дает этой войне «зеленую улицу», а Соединенное Королевство готовится удовлетворить возможные требования Саддама о военной поддержке, Саддам Хусейн начал войну против Ирана Хомейни. Как и другие правители стран Залива, Саддам искренне верил, что американцы подумали обо всем[64].

Ирано-иракская война оказалась тяжким конфликтом. Она продолжалась восемь лет, с 1980 по 1988 год. Ее сражения, являющиеся по сути своей реминисценциями Первой мировой войны, унесли более миллиона жизней мусульман. В 1982 году успешное наступление позволило тегеранскому режиму вернуть все территории, оккупированные Ираком в 1980 году. Руководители партии «Баас» встретились в Багдаде и предложили соглашение о прекращении огня, полностью принимавшее все требования Ирана. Если бы это случилось, Саддама бы свергли. Хомейни, воодушевленный военным триумфом, отверг это предложение. Он считал, что если Исламская республика не распространится за пределы Ирана, она может взорваться изнутри, а многие из интеллектуалов, которые поддерживали теократический режим, высказывались подобным образом публично. Это окончательно решило судьбу оппозиционеров в партии «Баас» в Багдаде.

Однако режим Саддама Хусейна уцелел, избавился от внутренней оппозиции, и Ирак продолжал воевать. Военные суда США вошли в регион, вступили в бой с кораблями иранского военного флота и начали их топить. Совершив акт совершенно ничем не оправданного терроризма, Соединенные Штаты сбили самолет «Иранских авиалиний» вместе с пассажирами. Иранцы, теперь полностью осознавшие, что за Саддамом стоят линейные корабли Вашингтона и великолепное военное снаряжение Британии, в конце концов, запросили мира. Однако режим устоял. Теократическая удавка на какое-то время стала еще туже, хотя противники режима появились даже в рядах духовенства. Самое важное здесь то, что режим все же выжил и его лидерам было отказано в ореоле мученичества. Они не могли обвинить других в том, что сами сделали со своей страной и ее народом. Новое поколение, которое никогда не жило при шахе, сделало собственные умозаключения. Семена грядущей «исламской Реформации» были посеяны самим духовенством.

Первые признаки новых веяний начали появляться на киноэкранах, особенно во время кинофестивалей, и т. н. домах искусства. Затем последовал студенческий мятеж с требованием либеральных реформ.