Столп огненный

– Конечно, сын мой, негоже откладывать дела из-за пустых разговоров.

Пьеру отчаянно хотелось исповедаться священнику в своих бедах, но еще сильнее было желание унести ноги – и младенца – из собора.

– Извините, святой отец, – повторил он. – Я навещу вас в ближайшее время, если позволите.

– Заходи, как будет время, – язвительно пригласил Муано.

– Обязательно. Всего хорошего!

Муано молча отвернулся, показывая, что обижен.

Пьер устремился вдоль нефа к выходу. Жаль, очень жаль, что пришлось обидеть Муано, единственного человека, с которым он мог бы поделиться одолевавшими его заботами. У Пьера были хозяева и были слуги, но друзьями он как-то не обзавелся – не считая Муано. А теперь сам оттолкнул своего единственного друга.

Постаравшись выбросить встречу с Муано из головы, Пьер двинулся по мосту в обратном направлении. Надо было выкинуть младенца в реку, и все дела. Правда, его бы заметили. И никакой отец Муано не смог бы убедить в том, что этакое убийство устроилось по воле Господа. Грехи, совершенные ради высоких целей, обыкновенно отпускались, но всему есть предел.

Что ж, если не получилось оставить ребенка в соборе, нужно отнести его к монашкам. Пьер знал женский монастырь, при котором имелся сиротский приют; этот монастырь располагался на оживленной восточной окраине Парижа, неподалеку от семейного особняка де Гизов. Он свернул в ту сторону. Следовало, пожалуй, поступить так с самого начала, идти в собор было ошибкой.

Монастырь, который Пьер имел в виду, именовался монастырем Святого Семейства. При нем имелся не только сиротский приют, но и школа для девочек и маленьких мальчиков. Подходя ближе, Пьер различил звонкие детские голоса. По ступеням крыльца он поднялся к высокой резной двери, открыл ее и вошел в холодную и тихую залу с каменным полом.

Пьер вынул младенца из-под плаща. Ребенок еще дышал и, не открывая глаз, сучил перед собой крохотными ручонками, будто пытаясь пососать собственный палец.

Вскоре в залу вошла молодая монахиня – и сразу же уставилась на ребенка.

Пьер заговорил своим самым убедительным тоном:

– Мне немедленно нужно встретиться с вашей матерью-настоятельницей.

– Конечно, мсье. – Монашка, похоже, ничуть не устрашилась; да и кто, скажите на милость, испугается мужчину с младенцем на руках? – Могу я узнать, как вас представить?

Этого вопроса Пьер ожидал.

– Скажите, что пришел доктор Жан де ла Рошель. Я из коллежа Святой Троицы в университете.

Монашка приоткрыла дверь во внутренние помещения.

– Будьте любезны, обождите здесь.

Пьер послушно вошел в милую комнатку с раскрашенными деревянными фигурками Марии, Иосифа и малютки Иисуса. Единственным предметом мебели в комнатке была скамья, но садиться Пьер не стал.

Несколько минут спустя за ним явилась монахиня постарше.

– Доктор Рошель?

– Де ла Рошель, – поправил Пьер. Ошибка в фамилии вполне могла оказаться намеренной; так его могли проверять.

– Прошу прощения. Я мать Ладуа.

– Видите ли… Мать этого младенца одержима дьяволом!

Пьер вложил в эти слова все обуревавшие его чувства.

Потрясенная мать Ладуа поспешно перекрестилась.

– Помилуй нас, Господи!

– Нельзя доверять ей воспитание ребенка. Дитя погибнет.

– А ее семья?

– Ребенок незаконнорожденный.

Монахиня, очевидно, оправилась от первого потрясения и как будто вознамерилась дотошно допросить Пьера.

– А отец?

– Это не мой ребенок, уверяю. Как вы могли подобное предположить? – высокомерно возмутился Пьер.

Монахиня смутилась.

– Прошу, простите.

– Могу лишь сказать, что это отпрыск благородного рода. Я их семейный врач. Сами понимаете, имен называть я не вправе.

– Понимаю.

Младенец заплакал. Мать Ладуа тут же забрала мальчика у Пьера и принялась качать на руках.

– Он голоден.

– Конечно, – согласился Пьер.

– Одеяло такое мягкое. Наверное, очень дорогое.

Это был намек. Пьер достал кошель. Он не то чтобы готовился к подобному повороту событий, но деньги всегда держал при себе. Он отсчитал десять золотых экю, то есть двадцать пять ливров; такой суммы было достаточно, чтобы кормить ребенка целый год.

– Семья поручила мне передать вам десять экю и готова выплачивать аналогичную сумму за каждый год, который ребенок проведет в вашей обители.

Мать Ладуа помедлила, решая для себя, должно быть, стоит или нет верить той истории, которую поведал Пьер. Впрочем, забота о нежеланных детях была для этого монастыря главным делом и призванием. А десять экю – весьма крупной суммой.

Настоятельница приняла деньги.

– Благодарю, – сказала она. – Заверяю вас, мы хорошо позаботимся об этом ребенке.

– Буду молиться за него и за вас.

– Рассчитываю увидеть вас ровно через год.

На мгновение Пьер опешил, но потом сообразил, что монахиня имеет в виду следующий взнос за ребенка, следующие десять золотых монет. Что ж, она может ждать сколько угодно.

– Разумеется. Ровно через год.

Он открыл дверь перед настоятельницей. Та вышла из комнаты и беззвучно скрылась во внутренних помещениях монастыря.