Следом за Ленни Ролло поднялся по лестнице на второй этаж, впервые за долгое время исполнившись надежд на лучшее. Быть может, его жизнь все-таки еще не кончена. Ленни постучал в дверь и впустил Ролло в просторное и светлое помещение, вдоль стен которого тянулись полки с книгами. Двое мужчин, сидевших в комнате, вели оживленный разговор. Ленни обратился к человеку с худым лицом, немногим старше Ролло на вид, одетому так, как предпочитали одеваться оксфордские наставники.
– Прошу прощения за вторжение, господа, но я счел, что вам захочется лично поприветствовать человека, недавно покинувшего Англию.
Мужчина с худым лицом повернулся к своему собеседнику и сказал по-французски:
– Если позволите…
Второй мужчина выглядел моложе, а одет был наряднее, в зеленую блузу, расшитую золотыми нитями. Светловолосый, с золотисто-карими глазами, он был почти неприлично смазлив.
– Как пожелаете, – ответил он, пожав плечами.
Ролло шагнул вперед и протянул руку.
– Меня зовут Ролло Фицджеральд. Я из Кингсбриджа.
– Уильям Аллен. – Старший ответил на рукопожатие, затем указал на второго мужчину. – Это верный друг нашего коллежа, мсье Пьер Оман де Гиз из Парижа.
Француз холодно кивнул Ролло, руку подавать не стал.
– Ролло лишился всех доходов, потому что отказался присягнуть Тридцати девяти статьям, – пояснил Ленни.
– Молодец! – похвалил Аллен.
– Он хочет присоединиться к нам.
– Садитесь, оба.
Мсье Оман де Гиз спросил, старательно подбирая английские слова:
– Какое у вас образование, Ролло?
– Я учился в Оксфорде, потом изучал право в Грейс-инне, потом занимался торговлей вместе с отцом. Святых клятв я не приносил, но хочу сделать это сейчас.
– Хорошо. – Оман чуть подобрел.
– От наших учеников мы ждем, что они, закончив обучение, будут готовы рисковать своими жизнями, – сказал Аллен. – Вы это понимаете? Если вас поймают, то, скорее всего, предадут смерти. Если вас страшит подобная участь, думаю, вам лучше уйти.
Ролло поразмыслил, прежде чем отвечать.
– Было бы глупо утверждать, что я не боюсь. – Аллен одобрительно кивнул. – Но я готов рискнуть, если будет на то воля Господа.
Снова вмешался Оман:
– Как вы относитесь к протестантам? Я имею в виду ваше личное отношение.
– Личное? – Ролло стал было сочинять очередной красноречивый ответ, который показал бы его рассудительность, но чувства взяли верх, и он выпалил, стискивая кулаки: – Я их ненавижу! – Чувства были столь сильными, что даже язык на мгновение будто онемел во рту. – Я хочу истребить их, всех поголовно, уничтожить, убить всех до единого! Вот как я к ним отношусь.
Оман улыбнулся – или показалось?
– В таком случае вы, думаю, нам вполне подходите.
Ролло понял, что его ответ был правильным.
– Что ж, – проговорил более осторожный Аллен, – надеюсь, вы проведете у нас несколько дней, и мы познакомимся получше. А потом побеседуем подробнее о вашем будущем.
– Ему нужно новое имя, – заметил Оман.
– Уже? – уточнил Аллен.
– Чем меньше людей узнают его настоящее имя, тем лучше.
– Наверное, вы правы.
– Пусть будет Жаном Ланглэ.
– Джон Англичанин? Неплохо. – Аллен посмотрел на Ролло. – Итак, отныне вы – Жан Ланглэ.
– Но почему? – не понял Ролло.
– Потом узнаете, – сказал Оман. – Всему свое время.
Тем летом Англия в тревоге ожидала иноземного вторжения. Народ воспринял папскую буллу как призыв к католическим державам напасть на остров, поэтому все ждали, что вот-вот покажутся вражеские галеоны, на борту которых будет полным-полно солдат, рвущихся грабить, убивать и насиловать. Вдоль всего южного побережья каменщики подновляли осыпавшиеся крепостные стены, пушкари чистили заржавевшие пушки у входов в гавани, смазывали стволы и проводили пристрелку. Крепкие крестьянские парни вступали в ополчение и учились в солнечные воскресные дни стрелять из лука.
Графиня Ширинг пребывала в возбуждении по иному поводу. Направляясь на встречу с Недом, Марджери будто воочию видела все то, чему они предадутся на свидании, и от этих картин у нее намокало внизу живота. Ей как-то довелось услышать, что французские куртизанки, дескать, моются каждый день и мажут ароматическим маслом свои укромные места на случай, если мужчинам вздумается поцеловать их туда. Она не поверила услышанному, да и Барт никогда ее так не целовал, зато Нед ничуть не стеснялся и не брезговал, и теперь она мылась ежедневно, как куртизанка. Она сознавала, что совершает очередной смертный грех и что однажды ее постигнет справедливое воздаяние небес, но от этих мыслей начинала болеть голова, и она с радостью от них отмахивалась.
Она приехала в Кингсбридж и остановилась в доме Барта на острове Прокаженных. Предлогом для приезда послужила встреча с Гийомом Форнероном. Этот протестант, бежавший из Франции, изготавливал лучший батист на юге Англии, и Марджери покупала у него сорочки для себя и для Барта, накидки и ночные рубашки.