Столпы Земли

Филип отвернулся от окна и подошел к письменному столу. Что же делать? В какой-то момент ему захотелось все бросить. Пусть епископ Генри приезжает, смотрит сам и сам принимает решение. И коли собору суждено быть построенным в Ширинге, так тому и быть. Пусть Уолеран приберет его к рукам, и пусть сей Божий храм принесет процветание городу Ширингу и дьявольскому семейству Хамлеев. Да исполнится воля Господня.

Однако, конечно же, приор понимал, что не прав. Уповать на Бога – это не значит сидеть сложа руки. Напротив, надо твердо верить, что успех придет только тогда, когда все, что в твоих силах, делаешь честно и настойчиво. И уберечь собор от того, чтобы он попал в руки циничных, безнравственных людей, собиравшихся использовать его лишь для собственного возвеличивания, – святой долг Филипа. А потому необходимо доказать епископу Генри, что план строительства осуществляется нормально и у Кингсбриджа достаточно сил и решимости, чтобы успешно его завершить.

Так ли это? В действительности Филип чувствовал, что воздвигнуть в Кингсбридже собор – дело невероятно трудное. И когда граф запретил ему пользоваться каменоломней, он был близок к тому, чтобы вообще отказаться от своей затеи. Но все же он знал, что в конце концов достигнет своей цели, ибо Господь не оставит его. Однако одной его веры недостаточно, чтобы убедить епископа Генри.

Приор решил во что бы то ни стало сделать так, чтобы строительная площадка выглядела более впечатляюще. Для этого он заставит всех монахов работать в течение оставшихся до Троицы десяти дней. Может быть, им удастся выкопать хотя бы часть котлованов на полную глубину, с тем чтобы Том и Альфред смогли начать закладку фундамента. А может, кое-где успеют закончить фундамент, и тогда Том приступит к возведению стены. В этом случае общая картина уже улучшится, но не сильно. Что нужно было Филипу, так это сотня добрых работников, а у него не было денег даже для десяти.

Конечно же, епископ Генри приедет в воскресенье, когда работать никто не будет, разве только Филипу удастся привлечь для этого паству. Тогда у него будет сотня работников. Приор представил себя стоящим перед прихожанами и обращающимся к ним с весьма странной речью: «Чада мои, сегодня вместо пения псалмов и молитвы мы будем копать ямы и таскать камни». Вот они изумятся-то! Они, наверное, станут...

А действительно, что они станут делать?

Может быть, и вправду от всего сердца захотят помочь.

Филип нахмурился. «Или я сумасшедший, – подумал он, – или все это вполне возможно... В конце службы я встану и скажу, что сегодня каждому, кто полдня проработает на строительстве нового собора, будут отпущены его грехи. А на обед все получат хлеб и эль».

Они согласятся. Наверняка они согласятся.

Приор почувствовал необходимость поделиться своей идеей с кем-нибудь еще. Он вспомнил о Милиусе, но затем отверг его: слишком уж часто мнение Милиуса совпадало с мнением Филипа. Ему нужен был кто-то, кто имел более самостоятельный взгляд на вещи. Приор решил поговорить с Белобрысым Катбертом, монастырским келарем. Он накинул плащ и, подняв от дождя капюшон, вышел из дома.

Быстрым шагом Филип пересек утопающую в грязи строительную площадку, помахав на ходу Тому, и направился в сторону подсобного двора. Окружавшие его постройки включали теперь курятник, коровник и маслодельню, ибо приор не хотел тратить последние деньги на продукты, которые монахи вполне могли производить сами, такие как яйца или масло.

Он спустился в расположившуюся под кухней кладовую и вдохнул сухой, ароматный воздух, полный запахов трав и специй. Катберт вполголоса считал головки чеснока. Филип с грустью для себя отметил, что келарь стареет: его плоть словно усохла под дряблой кожей.

– Тридцать семь, – закончил Катберт. – Хочешь чарочку вина?

– Нет, спасибо. – Филип находил, что выпитое днем вино делало его ленивым и несдержанным. Без сомнения, поэтому и святой Бенедикт советовал монахам пить умеренно. – Я хочу получить от тебя не пищу, а совет. Подойди и сядь.

Протиснувшись между ящиками и бочками и едва не упав, споткнувшись о мешок, Катберт уселся на стоявший перед Филипом треногий табурет. Кладовая уже не казалась такой опрятной, как когда-то. Внезапная догадка поразила приора.

– Что, Катберт, слабеют глаза-то?

– Да, глаза уже не те, но ничего, – коротко ответил келарь.

Очевидно, зрение Катберта ухудшилось давным-давно, поэтому-то он так и не научился как следует читать. Однако это явно беспокоило его, так что Филип переменил тему, отметив про себя, что пора подыскивать старому келарю замену.

– Я получил тревожное письмо от приора Кентерберийского, – сказал он и поведал Катберту о кознях епископа Уолерана, закончив словами: – Единственное, что могу придумать для того, чтобы придать стройке вид пчелиного улья, – это заставить паству работать на ней. Можешь что-нибудь возразить?

– Наоборот, – не раздумывая, согласился Катберт. – Идея хорошая.

– Но несколько необычная, а?

– И раньше так уже делали.

– Ну да?! – Филип был приятно удивлен. – Где?

– В разных местах. Я не раз слышал об этом.