Столыпин

Тут и прозвучало имя Столыпина. Николай II словно ожидал, чтоб это исходило не от него, а от кого-нибудь из доверенных людей.

VI

Столыпин не зря прибыл в Петербург с Волги. Там еще живы были в народной памяти погромы Стеньки Разина и Емельки Пугачева. Что бы ни говорили на улицах об этих народных вожаках, какие бы песни ни пели.

Исход был одинаков. Объяви ты себя хоть персидским шахом, хоть российским императором, как Пугачев, хоть правителем Москвы, как «революць-онер» Бауман, – грабеж и разруха пойдут по твоим следам. Даже если ты к грабежу и непричастен.

Заступив в должность министра внутренних дел и не надеясь на помощь Горемыкина, Столыпин решил прийти в Думу и ответить на запросы депутатов. Он был новичок в таких делах, но ведь он был Столыпин.

– На заявленный мне запрос от 12 мая я не мог раньше ответить Государственной Думе, так как считал необходимым отправить в некоторые города, где были беспорядки, особых уполномоченных лиц для проверки.

Может, и самонадеянность, но он еще с ковенских и гродненских времен веровал в действенность своего слова. И что же?..

Вполне характерный ропот:

– Ну да! Полицейский министр будет проверять полицейских держиморд!

– Мундир мундира не испачкает!

– Вестимо, наивные господа-депутаты!..

Да, но не в цивильном же сюртуке заявляться пред депутатами?

– Говорите, массовое убийство мирных граждан?.. Я нахожу, что новому министру необходимо разобраться в этом деле. Меня интересует не столько ответственность отдельных лиц, сколько степень пригодности опороченного орудия власти.

Его могли в любой момент криками сбить с трибуны. Да и те ли слова он говорит? Орудие власти! Так и есть, по-своему понимают:

– Орудие?.. Говорите уж прямо: оружие!

– Оно ведь стреляет. В кого?..

– В нас!

– Так мы тоже взяли в руки оружие…

Спокойно, спокойно, министр. Половина сидящих в зале – это те же крестьяне, которые на той же Саратовщине жгли помещичьи усадьбы и убивали казаков и полицейских. Ищи другие слова!

– Власть не может считаться целью. Власть – это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка. Осуждая произвол и самовластие, нельзя забывать об опасности безвластия…

Развей эту мысль! Не стесняйся. Попроще.

– Согласитесь, что безвластие ведет к анархии. Плохое правительство? Плохи законы? Но пока не написаны новые – вами, господа! – надо хоть старые-то исполнять. Да, я часовой порядка. Нельзя сказать часовому: у тебя старое кремневое ружье – брось это ружье! На это честный часовой ответит: покуда я на посту, покуда мне не дали нового ружья, – новых законов, господа, законов! – я буду охранять вас и старым ружьем. Моя святая обязанность!

В зале смех, шум. Но злых криков уже не слышно…

Не под аплодисменты он уходил из зала, но и не под плевки.

Брат Александр, выбравшись в фойе из толпы настороженных журналистов, сказал:

– Средь нашей братии каждый второй себя Стенькой Разиным считает! Плюнь, брат, на них и разотри!

Старший брат, обняв журналиста, тараном прошел сквозь толпу забубенной братии.

Ясно, что не крестьянские депутаты улюлюкали во время его выступления – а эти продажные нахлебники…

– Ладно, господин министр, – утешал по дороге брат Александр. – Эта шайка-лейка наврет что угодно, но обойти молчанием твое «кремневое ружье» не сможет. А, черт с ними!.. Поедем ко мне? Если Алешка еще не надрался, так и ему позвоним.

Ну кто еще мог с министром так разговаривать?

– Так-то оно так, но надо бы мне с Извольским повидаться…

– Так тащи и его к нам!

– Прямо из кабинета государя? Он как раз там, бедняга. Обещал с дороги ко мне заехать.

– Поймет, где мы сейчас. А нет, так и за него чарку поднимем.

– Поднимем, братец. Его дело того стоит…

Больше им некогда было вести пустые разговоры – к дому подъезжали.

VII

Столыпин, конечно, знал, что у Александра Петровича Извольского состоялась и вторая аудиенция – уже по приглашению Николая II.

– Я внимательнейшим образом прочитал вашу «Записку», Александр Петрович. Чувствую в ней руку Столыпина. Что это, сговор? Заговор?

– Что вы, ваше величество, помилуйте, – не разыгрывая нарочитого изумления, по-деловому отринул Извольский такое предположение. – Какие мы заговорщики?!

– Я-то помилую, но помилуют ли люди из моего окружения? Трепов, Дурново?..

– Насколько я понимаю, ваше величество, у них сейчас нет реальной власти?

– Власти нет, но есть влияние. Громадное влияние на самые высокие умы.

– Смею заметить, ваше величество, вы пропустили одно существенное слово…

– Да? Какое?

– Вернее будет сказать, ваше величество, – на самые высокие чиновничьи умы. Ум и чиновник – не всегда в согласии…

Николай II не был искусным спорщиком. Его дело – повелевать. Конечно, не мешает выслушать мнение умных людей, но и только. Он выслушал дипломатичного, однако слишком уж в последнее время напористого министра…

Извольский почувствовал критическую минуту.

– Ваше величество! Разве я давал повод сомневаться в моей верноподданности? Что касается Петра Аркадьевича Столыпина…

– Со Столыпиным я сам поговорю! Вы свободны.

Через пару дней министр двора барон Фредерикс телефонировал: