Столыпин

– Петр Аркадьевич, завтра вас ожидает государь. Опять в послеобеденное время. Угадываете настроение?..

– Барон, я покорюсь любому настроению государя, – не захотел Столыпин впадать в откровенность, да еще телефонную.

Фредерикс почувствовал это и со всей откровенностью извинился:

– Решение государя было настолько внезапным, что у меня просто не осталось времени лично передать его. Надеюсь, вы меня понимаете, Петр Аркадьевич?

– Понимаю, барон. Тем более не имею никаких оснований обсуждать решение государя.

– Вот и прекрасно, Петр Аркадьевич. В знак моего глубочайшего уважения я, как всегда, лично встречу вас.

После этого разговора Столыпину опять пришлось напяливать золоченый камергерский мундир.

Николай II принял его на этот раз торжественно. Он был в парадной полковничьей форме, со всеми регалиями и орденами, право, только короны на голове не хватало. Но короне должен сопутствовать трон, а не кресло за письменным столом! Своим цепким умом Столыпин в единую секунду отметил все это, а в следующую уже услышал неизбежное:

– Петр Аркадьевич! Властью, данной мне Богом и моими царственными предками, в трудную для России годину, мы, Николай II, именно вас выбрали в спасители Отечества нашего. Уповаю на вас и боясь вашего предыдущего отказа – приказываю: моим императорским указом назначаю вас председателем Совета Министров Российской империи, с оставлением за вами же поста министра внутренних дел. Не ожидаю и не потерплю отказа.

Понимая, что сейчас уже бессмысленно повторять доводы, высказанные при прошлой аудиенции, Столыпин просто склонил голову, как бы подставляя ее под некий хомут. А Николай II взял со стола заранее припасенную икону и торжественно выпрямился:

– Вот, Петр Аркадьевич, образ нашего Спасителя. Пред ним я молюсь в эту минуту. Благословляю вас этим родительским образом – да будет так!

Столыпин поцеловал Спасителя, не в силах ни возражать, ни благодарить.

– Помолимся, чтобы Господь дал нам силы в эту трудную для России минуту.

Николай II и сам приложился к иконе, повторяя:

– Помолимся…

Выходило какое-то небывалое братание двух совершенно разных людей. Общее разве то, что оба – прекрасные семьянины, но если Николай II не мог шага сделать без венценосной супруги, то Петр Аркадьевич, при всей любви к «милой, несравненной Олюшке», в политический закоулок своей души ее и на шаг не допускал. Вот и сегодня: Ольга Борисовна знала лишь то, что обязана знать всякая жена, – куда муженек едет.

Несхожие жены…

Несхожие характеры…

Но братание вышло вполне естественное. Единило чувство опасности, как во все смутные времена. Нечто древнее, языческое проступило. На этот раз не прозвучало даже ритуальное: «Слушаю и повинуюсь!» Кто часто слушается, тот часто и отступается, даже предает. Разве могли возникнуть подобные мысли в голове у последнего Столыпина?!

Право, жило в нем предчувствие: начавшийся век так просто не кончится…

Древнерусский ли служивый дворянин, древнезлатый ли боярский отпрыск, да хоть и саратовский крестьян, – не единым ли строем пройти должны сквозь назревающую грозу этого непонятного века?..

Наверно, в каждом русском жило предчувствие. И только всенародное братание, если оно возможно, спасет Россию…

Пока двое!

А там трое?

А там десятеро?

А там тысяча?

А там потысячно?!

Столыпины никогда не гонялись за царскими милостями. Но уезжал Петр Аркадьевич как с причастия.

Бессловесная клятва на крови?..

Не дай Бог и царям порушить такую клятву!

9 июля 1906 года Николай II подписал сразу два указа.

Первый – о назначении Петра Аркадьевича Столыпина председателем Совета Министров.

Второй – о роспуске Государственной Думы. Таврический дворец еще с утра заняли войска. Депутаты толпились на улице, как стадо баранов без пастуха…

VIII

Петр Аркадьевич Столыпин, потомственный богатейший помещик, в одночасье – по сути, всего за три месяца после переезда из Саратова в Петербург – занял две главнейших должности: министра внутренних дел и председателя Совета Министров. Такого не бывало ни в старой, ни в новой России. На что не мог решиться отнюдь не глупый Витте – Столыпин решился. Но дал себе зарок:

«Служи монархии, но никогда не уступай монархам!»

С первого же шага началось невидимое, внешне верноподданническое, единоборство с монархом. Обаятельный, человечный, добрый… упрямый, нерешительный человек, живущий под каблуком своей немецкой женушки, – все странно смешалось в Николае II. При всем при том он понимал, что нет в его окружении другого более умного и решительного человека. Умнейший Витте качался как маятник, поэтому и остановился на полдороге. Межеумочный Горемыкин и вовсе заснул на своей должности. А Столыпин?.. Сразу же после исторического братания он поставил условие:

– Ваше величество, вы не станете возражать, если я очищу кабинет министров от наиболее одиозных фигур? От таких, например, как Стишинский, Ширинский-Шахматов?..

Николаю II были любы министры, которые никогда ни в чем не возражали… потому что ничего и не делали, но!..

– Разумеется, разумеется.