– Почастуйтесь, пан-гаспадар, кали ласка!..
– Ласка!..
– Это как ваше «пожалуйста», – вывела из затруднения Алеся. – Але поласковее…
– Ласка?.. Это прекрасно!
Капитан с обидой наблюдал, как губернатор отщипывает хлеб от каравая, макает в соль… а потом и чарку берет, без всякой брезгливости пригубляет.
– Что, отец? – обратился Столыпин к старику. – Хлеба хватило до новины?
Видно, старик не все понял, замялся, потому Алеся шепнула ему на ухо:
– Не будзе ганьбы, стары пень!
Переусердствовала, расслышал Столыпин. И поспешил успокоить:
– Не будет, хозяин. Неплохо живете? Крыша крепкая, хлеб, видать, свой, да и водочка казенная. Арендатор?
Это слово старик знал, на старшего сына, который вышел из дома тоже в сапогах, уважительно кивнул:
– Гэта ён арендник.
Столыпин все-таки плохо представлял, как себя вести с молчаливыми, настороженными поселянами. Все они с детства усвоили: добра от власти не жди!
Однако ж откуда прознали о приезде начальства? Столыпин заранее маршрут не определял, тем более каждому хуторянину не сообщал, – куда дорога выведет. Вот тебе и телеграф – самый точнейший!
Попрощавшись с этими хуторянами, дальше он уже ничему не удивлялся. Даже самый бедный хуторок под драной соломенной крышей – видать, в бескормицу для коровки содрали, – и тот встречал «пана-гаспадара» у дороги. Правда, тут уже с плачем, с протянутой детской рукой. И муж не стар, и жена еще в рабочей поре, а ребятишки босые и в рваных холщовых рубашонках. Канючат:
– Пане добродеи… пане!..
Старшие уже лет по тринадцати – пятнадцати помалкивают. Но вид затрапезный и голодный.
Положив в замызганную детскую руку невиданный, наверно, в этой семье червонный, ни о чем не расспрашивая, он ехал дальше.
Пока вниз по Неману шла дорога, а там отвернула в сторону Польши. Моста на литовскую сторону не виделось. Это удивляло: разрушился мосток или нарочно не строят переправу?..
Разгадка пришла, когда дорога, отойдя от Немана и покружив по хуторам, уперлась в некое пограничье: речка невеликая, но переправы на польскую сторону тоже не было. Не доверяли соседи друг другу, не доверяли…
А как еще покружил по западным окраинам губернии, так и вовсе убедился: силком не заставишь мосты наводить!
В уездных городишках, куда собиралось заранее оповещенное дворянство, лишь с небольшой примесью учителей, почтарей, попов да ксендзов, уже откровеннее говорили, без всякого белорусского мыканья:
– Шановный пан губернатор! Что делать, ограждаем свои приграничные маёнтки…
– Своя шляхта жизни не дает. Зачем нам еще пускать с той стороны?
– Ага, земство, ваше сиятельство? Оно хорошо, если наше.
– Отпишите в Петербург, пан губернатор, чтоб от засилья нас освободили…
И это дворяне! Что же говорить о каком-нибудь учителе или аптекаре?..